Читаем Письма-минутки полностью

Смеялся до слез над твоим письмом. Однако слезы мои, вскоре смешавшись с известковой пылью, осели на пол. Рассеянный маляр наступил на белую массу и раздавил ее в крошево. Тогда-то я и сбежал сюда, взвалив на Жужу все передряги ремонта, который сейчас в самом разгаре. Повсюду цементная пыль, обломки штукатурки, вонь краски и огонь сварочных горелок. Маляры, газовщики, водопроводчики, педерасты, слесари, коммунисты. Позавчера заявился паркетчик, да так и пропал в этом бедламе; никто его больше в глаза не видел, родственники разыскивают беднягу до сих пор. Мастеровые галдят все четверо вместе, трое требуют денег, одного по недосмотру замуровали, так он стучит в стенку: не только подает признаки жизни, но тоже требует свою долю. Вы втравили нас в этот кошмар, а сами живете припеваючи в особняке с дюжиной обширных покоев и нет чтобы пригласить измученного друга отдохнуть от всех тревог и забот. Пришлось купить путевку в дом творчества, считай, тысяча псу под хвост. Приехали бы, что ли, утешили меня. Тем более что я собрался ехать в Тапольцу, сандалии купить, но машины нет. И вдруг да сандалии местного производства и вам понравятся.

Словом, жду с любовью у себя в 8-м номере.

Пишта.

<p>Тибору Дери, в Балатонфюред</p>

Примерно 3-го числа 1971 года

Дорогой Тибор, бесценная Бёбе!

Возвращайтесь же наконец! Небось и цветы в саду все засохли, и сами со скуки вянете, чего же прохлаждаться, спрашивается! Хвалебное письмо Тибора — как бальзам на душу, знаю, что на похвалы он скуп (не то, что в денежных вопросах). Прочел дважды, так что радость двойная.

Здесь все в порядке. Страху было натерпелись, но все обошлось. На улице Кароя Лотца вспыхнул пожар. Понаехали пожарные, давай орудовать огнетушителями, водой заливать, шум, гам, крики — горит дом 20! К счастью, память мне не всегда отказывает. Тихо, говорю, люди, спокойно! Семейство Дери живет не в 20-м, а в 22-м, так что не будем хозяев попусту беспокоить. Но вы бы все-таки поторопились, цветы ваши здешние наверняка покрылись копотью-сажей. С цветами вам определенно не везет.

Возвращайтесь поскорее уже хотя бы для того, чтобы познакомиться с нашим питомцем. Мы подобрали бездомную, бродячую собаку. Породу установить трудно, больше всего собака эта похожа на детеныша косули, возможно, из нее и вырастет косуля, а пока она еще не определилась по молодости лет. Обращаться с собаками я не умею, лишь кормлю, пою и чешу за ушами. Проделываю все это из чистого альтруизма, у нас в доме не будет культа собак; приютили пса, так как ночью, под проливным дождем, он скулил у двери. В моем случае это вполне естественно. Если бы ты и Бёбе скулили в дождь у меня под дверью, я бы и вас приютил. Стал бы кормить, поить, чесать у вас за ушами. На то и писатель-гуманист.

На прощание сообщу лишь, что прохиндей (которого Бёбе столь любезно порекомендовала нам) провел-таки газовое отопление (за 72 000 форинтов!), но сегодня из управления коммунального хозяйства пришло извещение: расход газа в нашем районе и без того превышает норму, а посему в подключении газа нам отказано. В связи с чем шлю Бёбе горячую благодарность и припадаю к ручке.

Обнимаю.

Пишта.

<p>Веркору<a l:href="#n_15" type="note">[15]</a> в Париж</p>

Дорогой друг!

Что же Вы мне посоветуете? После того как я прочел первые 30 страниц, обратиться к другому переводчику? Да воскресни из мертвых сам господин де Мольер, к тому же в совершенстве владеющий венгерским и попроси у меня эту пьесу на перевод, я бы ему ответил: «Почтеннейший Жан Батист Поклен, честь имею сообщить, что мой друг Веркор перевел первые 30 страниц моей пьесы и, ознакомившись с переводом и его превосходным романом ‘Сильвия’, отдаю ему предпочтение». Словом, я очень рад, что Вы приступили к переводу и убежден, что он окажется превосходным. Более того: в Вене пьеса пользовалась настолько большим успехом, что после премьеры во Франции мы с Вами обогатимся. Вы купите себе еще одну мельницу под загородный домик, а я — хоть какой-нибудь крохотный островок, лишь бы было где жарить на костре колбасу и творить шедевры.

Благодарю за добрые вести, почтительно кланяюсь мадам Веркор, а Вам выражаю наилучшие дружеские пожелания.

Иштван Эркень.

22. X.1972

<p>Тибору Черешу<a l:href="#n_16" type="note">[16]</a></p>

16. V.1973

Спасибо за присланное (присланную? не знаю, как склонять) «Здесь, на Земле». Прочел почти все. Почти лишь потому, что, как появляется дервиш, я удаляюсь. Стало быть, дервишей я обошел стороной. Зато с наслаждением читал остальное, отдавая дань твоим заигрываниям с формой (в «Большом загуле») и силой драматизма (в «Летних упражнениях»).

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2012 № 04

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература