Письма молодого врача. Загородные приключения

– Ваше оправдание никуда не годится. Там ваши пенсионные документы. Посмотрите, все ли на месте, и все ли в них верно.

Он сломал печать, и наружу вывалились те самые бумаги, которые он двумя днями раньше передал Макадаму.

– И что мне с ними теперь делать?! – в замешательстве воскликнул адмирал.

– Положите их в безопасное место или попросите сделать это кого-нибудь из друзей, и если вы человек долга, то отправляйтесь к жене и просите у нее прощения за то, что хоть на минуту задумывались покинуть ее.

Адмирал провел рукой по испещренному морщинами лбу.

– Очень великодушно с вашей стороны, мадам, – проговорил он. – Очень великодушно и любезно. Я знаю, что вы верный друг, но эти бумаги связаны с деньгами, и, хотя мы в последнее время оказались на мели, мы еще не в таком бедственном положении, чтобы обращаться к друзьям. Когда таковое случится, мадам, мы в первую очередь побеспокоим вас.

– Не будьте смешным! – сказала вдова. – Вы ничего не знаете об этом деле, однако пытаетесь диктовать законы. Я по-своему решу его, а вы возьмете бумаги, поскольку я не оказываю вам милость, а лишь восстанавливаю справедливость и возвращаю украденное.

– Это как, мадам?

– Я вам сейчас объясню, хотя вы могли бы поверить даме на слово, не задавая вопросов. Теперь скажу, что разговор останется сугубо между присутствующими, и он не должен выйти за пределы этих стен. У меня есть свои причины не открывать это дело полиции. Как по-вашему, кто меня ударил сегодня ночью?

– Какой-то негодяй, мадам. Не знаю, кто он такой.

– А вот я знаю. Это тот же субъект, который разорил или пытался разорить вашего сына. Мой единственный брат Джереми.

– Ага!

– Я вам о нем расскажу, расскажу совсем немного, поскольку он натворил столько, что мне не хочется об этом говорить, а вам не захочется слушать. Он всегда был негодяем, сладкоречивым и внушающим доверие, но все равно – опасным и изворотливым негодяем. Если я отрицательно отношусь к мужчинам, то истоки подобного отношения лежат в детстве, которое мы с ним провели вместе. Он мой единственный поныне здравствующий родственник, поскольку другой мой брат, отец Чарльза, был убит во время восстания сипаев.

Отец наш был богат и после смерти оставил нам с Джереми приличное состояние. Однако он прекрасно знал Джереми и не доверял ему, поэтому вместо того, чтобы отдать ему всю причитавшуюся долю, он часть ее передал мне, велев почти на самом смертном одре сохранить ее в доверительном управлении для моего брата и использовать эту часть в его интересах, если тот промотает свое состояние или каким-то образом лишится его. Это решение должно было оставаться втайне между мною и отцом, но, к сожалению, его слова подслушала сиделка, которая потом передала их Джереми. Вот так он узнал, что у меня в доверительном управлении находятся его деньги. Полагаю, табак не повредит моим умственным способностям, доктор? Спасибо. А вас, Ида, попрошу подать мне спички.

Она закурила сигарету, откинулась на подушку и принялась пускать синеватые кольца дыма.

– Не смогу точно сказать, сколько раз он пытался выцарапать у меня эти деньги. Он на меня давил, льстил, угрожал и уговаривал – делал все, на что способны мужчины. Я же не отдавала эту сумму, предчувствуя, что она в свое время ему понадобится. Когда я услышала об этом омерзительном деле, о его бегстве и о том, что он бросил компаньона на произвол судьбы, но более всего – о том, что моему другу пришлось отказаться от всех доходов, чтобы расплачиваться за махинации моего брата, я решила, что нужда в этих деньгах настала. Вчера я отправила Чарльза к мистеру Макадаму, и его клиент, узнав всю подноготную этого дела, великодушно согласился вернуть пенсионные документы и взять обратно заплаченные им деньги. Не благодарите меня, адмирал. Уверяю вас, что это благодеяние обошлось мне очень дешево, поскольку сделано было на средства моего братца. Могла ли я найти им лучшее применение?

Я считала, что он наверняка скоро со мной свяжется, и не ошиблась. Вчера вечером мне принесли записку с его обычными причитаниями и раболепствованиями. Он вернулся из-за границы, рискуя жизнью и свободой, лишь для того, чтобы попрощаться с единственной сестрой и попросить прощения за все причиненное мне зло. Он больше никогда не станет меня тревожить и просит лишь о том, чтобы я передала ему деньги, которые я храню в доверительном управлении. Их вкупе с тем, что у него уже есть, будет достаточно, чтобы он начал жизнь заново честным человеком в другом, новом мире, где он будет всегда помнить и молиться о своей спасительнице-сестре. Записка была написана именно таким слогом и заканчивалась мольбой не закрывать окон на защелку в три часа ночи в комнате, выходящей на улицу, когда он явится получить от меня прощальный поцелуй.