Письма молодого врача. Загородные приключения

17 августа. Необыкновенное излечение доктором Каллингвортом водянки в Брэдфилде в 1881 году.

18 августа. Битва при Гравелоте в 1870 году.

Вставка выглядит так, словно это одна из вех второй половины столетия. Я спросил, как, черт подери, эта запись попала в календарь, но лишь узнал, что его пациентка была в талии сто сорок сантиметров, и что он лечил ее элатерием[7].

Это подводит меня к другому вопросу. Ты спрашиваешь, действительно ли его излечения столь замечательны, и если да, то какой у него метод. Без колебаний отвечу, что излечения его и вправду замечательны, и что я рассматриваю Каллингворта как своего рода Наполеона в медицине. Он считает, что дозы лекарственных препаратов в подавляющем большинстве случаев слишком малы. От чрезмерной осторожности дозы уменьшаются настолько, что перестают производить должное воздействие на болезнь. Его мнение таково, что врачи боятся вызвать отравление лекарствами. Он же, напротив, считает, что искусство медицины состоит в оправданном отравлении организма, и когда встречается серьезный случай, его назначения являются поистине героическими. Например, при эпилепсии я бы назначил по тридцать гран бромида или хлораля каждые четыре часа, а он выписывает по две драхмы[8] каждые три часа. Несомненно, его метод покажется тебе воплощением принципа «убей или вылечи», и я сам опасаюсь, что череда расследований судебных медиков может положить конец медицинской карьере Каллингворта. Однако пока что все обходится без публичных скандалов, а число излеченных больных постоянно растет. Он очень бесстрашный человек. Я видел, как он вливал опиум в больного дизентерией, пока у меня волосы дыбом не встали. Но он всегда остается в выигрыше то ли из-за своих знаний, то ли из-за везения.

Существуют случаи излечения, которые вызваны его личным магнетизмом. Он такой крепкий, громогласный и сердечный, что ослабленный больной выходит от него со свежим зарядом жизненной энергии. Он настолько убежден в том, что может всех вылечить, что больные полностью уверяются в том, что вылечатся, а ты сам знаешь, как при нервных болезнях разум влияет на тело. Если он решит оставлять себе костыли и трости, как это делалось в средневековых церквях, то, уверен, мог бы отделать ими стену у себя в кабинете. Его любимый прием при работе с впечатлительными больными – назвать время их излечения с точностью до часа. «Дорогая моя, – говорит он, приобняв какую-нибудь девушку за плечи и почти касаясь ее лица своим носом, – завтра вам станет лучше без четверти десять, а в двадцать минут одиннадцатого от болезни не останется и следа. Так что следите за часами и убедитесь, что я прав». На следующий день скорее всего явится ее мать, плача от радости, и к послужному списку Каллингворта прибавится еще одно чудо. Это отдает шарлатанством, но для пациента чрезвычайно благотворно.

И все же я должен признаться, что ничего в Каллингворте так меня не задевает, как его уничижительное мнение о нашей профессии. Я никогда не смогу согласиться с его идеями, однако и в свою веру я его обратить не в состоянии, так что здесь присутствует пропасть, которая рано или поздно разверзнется еще шире и окончательно разделит нас. Он не желает признавать никаких филантропических аспектов. По его мнению, профессия есть способ зарабатывания денег, а добро к смертным ближним нашим – сугубо вторичное понятие.

– За каким чертом мы должны делать добро? – выкрикивает он. – А? Мясник ведь осчастливит ближних, раздавая котлеты бесплатно в окошко своей лавки, разве нет? Он предстанет благотворителем, однако продолжает продавать их по шиллингу за фунт. Возьмем врача, посвятившего себя науке лечения. Он очищает организм больного и убивает инфекцию. Ты называешь его филантропом! А вот я – предателем. Да-да, Монро, предателем и ренегатом! Ты когда-нибудь слышал о конгрессе юристов, которые бы ратовали за упрощение законодательства и выступали против долгих тяжб? Для чего созданы Медицинская ассоциация и Всеобщий совет? А, дорогой мой? Для защиты профессиональных интересов. Думаешь, достигается это улучшением здоровья населения? Давно пора поднять восстание терапевтов. Если бы я располагал средствами, имеющимися в распоряжении Ассоциации, я бы потратил часть их на закупорку сточных канав, а остальное – на разведение возбудителей болезней и заражение питьевой воды.

Конечно, я сказал ему, что взгляды у него просто изуверские, но особенно после предупреждения его жены я не очень-то обращаю внимание на сказанное Каллингвортом. Начинает он серьезно, но потом его охватывают юмор и склонность к преувеличениям, и заканчивает он сентенциями, которые никогда бы не поддержал в здравом уме. Однако факт остается фактом – мы очень разнимся во взглядах на профессию, и боюсь, что по этому вопросу мы можем повздорить.