Письма на воде

Я тогда еще не знала, что не стоит лезть в чужие отношения. Не знала, что только двоим понятно, что между ними происходит.

Она приезжала к нему, они смотрели телевизор. Ужинали. Саша мыла посуду. Был секс. Иногда Никита отвозил ее домой, но чаще она уезжала на такси.

– Он платит за такси? – спрашивала я.

– Нет, – качала головой Саша, а я возмущалась.

Выяснилось, что Настя потихоньку видится с Мишей. Я хотела было поссориться с ней, но Саша убедила меня, что так даже лучше.

Я заметила, что в отношениях Саши и Никиты появилось что-то новое – рутина. Как с этим справиться, они не знали.

Не знали, что настоящая любовь имеет очень много уровней – на одних тебя пожирает ненависть, на других охватывает отчаяние, часто ты сомневаешься и боишься, что всю жизнь – долгую, долгую жизнь – будешь привязана к одному человеку. Но есть некий рубеж, перебравшись за который, ты понимаешь, что есть удивительная вещь – близость, которая прошла через все испытания, и человек становится таким родным, что это не променяешь ни на что на свете.

Саша отправилась на день рождения Агнии Богдановны. Я ее не узнала – не думала, что моя подруга такая красотка. Саша надела платье, которое сама сшила, с широкой юбкой-клеш, с открытой спиной и воротником-стойкой. Красные туфли, красная помада, пучок – ракушка. Она была загорелой, тонкой и хрупкой – и где-то у нее за плечами, казалось, играл джазовый оркестр, и толстая негритянка с полуприкрытыми глазами напевала о том, что нет вечной любви, и пахло отцветающим жасмином.

Наша квартира показалась мне тогда отвратительной. Саша сияла – и в этом голубоватом свечении я увидела, как мы с ней живем.

В лифте, поднимаясь в квартиру родителей, – определенно это были интриги провидения – Саша встретила Сергея.

На этот раз он был в серой рубашке-поло с короткими рукавами. По мнению Саши, никому так не шли рубашки-поло, как ему.

Они очень подходили друг другу – девушка в платье шестидесятых, и мужчина-поло с сигарой.

– Вот, приехала к маме на день рождения, – сказала Саша.

– Рад вас видеть, – ответил Сергей. – Ммм… А можно как-нибудь с вами встретиться… в другом месте? Это не слишком нахально с моей стороны – пригласить вас на ужин?

У Саши задрожали руки. Никто так с ней не обращался!

Этот мужчина, такой красивый и любезный, такой взрослый…

Никита ухаживать не умел. В его системе ценностей не было такой графы – ухаживания.

Миша ухаживал скучно, но назойливо.

Последний раз за Сашей красиво ухаживал друг ее отца – но тогда ей было всего двенадцать. Этому старому извращенцу поручили ребенка ровно на день, и было это в Грузии, в Боржоми.

Друг отца был композитор, довольно известный. Его звали Максим. Высокий, загорелый тридцатипятилетний прожигатель жизни носил светлые выгоревшие джинсы, белую летнюю рубаху и сандалии – это Саша запомнила на всю жизнь.

Родители уехали на экскурсию в горы.

Саша уже была в Максима влюблена – все женщины были в него влюблены, даже Агния Богдановна не осталась равнодушна к его обаянию.

Максим встретил Сашу в холле, отвел в ресторан при гостинице и сказал официантке:

– Пожалуйста, омлет для моей принцессы.

Он обращался с ней как со взрослой. Если бы Саша действительно была взрослой, возможно, снисходительное, хоть и ласковое, но властное обхождение ее бы насторожило. Но она была ребенком, привыкла к тому, что ей покровительствуют.

Они поехали в город. Максим подавал ей руку, поднимал за талию, чтобы она увидела горы, трепал по голове.

На обед он отвел ее в хороший ресторан, где разрешил попробовать вино и заказал ей дорогие блюда. Позже он встретился с друзьями и церемонно представил им Сашу. Он пригласил ее танцевать.

В обществе красивых взрослых женщин и успешных мужчин Саша чувствовала себя особенной. Она была с ним. Одна дама строила ему глазки, флиртовала более чем откровенно – и Саша мучилась от ревности.

Тогда она смутно понимала природу своего волнения, хоть и знала почти все об отношениях мужчины и женщины. Она была ребенком и в отличие от некоторых своих сверстниц не мечтала даже о поцелуях. Хватило и того, что на обратном пути он держал ее за руку.

Наверное, даже такой опытный распутник, каким был Максим, не позволил себе скоромных мыслей о двенадцатилетней девочке, дочери своих приятелей.

Но в ней уже просыпалась женщина, и никуда было не деться от этой наивной сексуальности, от страсти, ревности и безнадежной девичьей влюбленности.

В ресторане она сидела у него на коленях, чувствовала небрежно положенную руку у себя на талии, держалась за его плечо – и запомнила эти ощущения навсегда.

И еще запомнила один взгляд – совсем не отеческий, оценивающий, похотливый.

– Хватит уже таскаться за Максимом! – прикрикнула на нее мать спустя пару дней. – Ты ставишь человека в неудобное положение!

Но как можно было отказаться?..

Ни моря, ни озера не было. Загорали на холме, в кустах шиповника, под соснами.