Читаем Письма незнакомке полностью

То, что я говорю здесь о людях, приложимо, разумеется, и к нациям. В семье наций существуют чересчур добрые народы. В международной политике, как и в «семейной политике», изречение: «Все понять — значит все простить» — вещь опасная. Сносить и оставлять без ответа действия, которые угрожают человечеству войной, не значит служить миру. Тут также должны быть четко установлены пределы. Народы, как и отдельные люди, заходят в своих требованиях слишком далеко и посягают на что-либо до тех пор, пока не встречают отпора. Система сил пребывает в равновесии, пока действие равно противодействию. Когда противодействия нет, равновесие невозможно.

Теперь вы знаете, что вас ожидает. Я с вами мягок и снисходителен. Если понадобится, я смогу быть суровым. Оставайтесь же и впредь мудрой и загадочной незнакомкой, существующей только в моем воображении. Прощайте.

<p>Нос Клеопатры</p>

«Будь нос у Клеопатры короче, весь мир был бы иным». Когда мы изучаем нашу собственную жизнь или историю своей страны, нас часто охватывает искушение прибегнуть к этой фразе Паскаля. События, приведшие к самым ужасным последствиям, были столь незначительны, а их переплетения столь удивительны, что мы простодушно изумляемся непоследовательности рока.

Если бы Арлетта Ставиская меньше любила драгоценности, история Третьей республики сложилась бы по-иному. Если бы солдаты, вовремя доставившие в вандемьере пушки Бонапарту, задержались в пути хоть на десять минут, ну, скажем, чтобы промочить горло, в наших книгах не упоминались бы ни Аустерлиц, ни Ваграм. Пришли президент Вильсон в свое время в Париж какого-нибудь сенатора-республиканца, Америка на пятьдесят лет, а быть может, и навсегда, была бы вовлечена в политическую жизнь Европы.

В раздумьях о прошлом неизбежно присутствуют подобные предположения. «Не надумай я в этом году провести пасхальные каникулы в Сен-Тропезе, я никогда бы не повстречался с женщиной, сделавшей меня несчастным». Ничто не доказывает верность этого рассуждения. Без сомнения, незначительные и непредвиденные случайности каждый миг изменяют привычное течение событий. Но только целая цепь необычных совпадений может придать этому течению диаметрально противоположный характер.

Ну, не попали бы вы в Сен-Тропез, попали бы в Сен-Рафаэль, там встретили бы другую женщину такого же склада, она понравилась бы вам, как и первая, по тем же самым причинам, ибо, сами того не ведая, вы в ту пору искали душевных мук. Те или иные обстоятельства вашей жизни могли бы оказаться совсем другими, но ее общие контуры остались бы примерно такими же.

Лорд Дансэни написал на эту тему весьма любопытную пьесу. В первом действии перед нами человек, опоздавший на поезд: в ту минуту, когда он приближается к выходу на перрон, поезд уходит. Вследствие этого опоздания дальнейшая его жизнь складывается неудачно, и он то и дело твердит: «Подумать только, что секундой раньше…» И вот в один прекрасный день какой-то восточный торговец предлагает ему купить волшебный кристалл, позволяющий его владельцу видоизменить по своему желанию одно из минувших событий. Герой пьесы, разумеется, желает оказаться на том же перроне, только секундой раньше. На сей раз он садится в поезд, и жизнь его начинается сызнова. Однако, хотя внешне все складывается по-другому, герой терпит столь же полное фиаско, как и в первый раз, так как коренные причины неудачи были заключены в его характере, а не в обстоятельствах.

То же мы наблюдаем и в истории народов. Они не могут избежать уготованной им судьбы. Если бы в вандемьере артиллеристы прибыли с опозданием, на время изменилась бы судьба Бонапарта, но не история Франции — по крайней мере в главных своих чертах она осталась бы той же. Появился бы другой Бонапарт. Всякое поколение несет в себе определенное количество героев и деятелей. Но в мирное время они остаются не у дел. Бонапарты 1895 года доживали свой век в каком-нибудь провинциальном гарнизоне квартирмейстерами или интендантами батальона. Будь нос у Клеопатры короче, история Рима шла бы своим чередом — на смену величию пришел бы упадок.

А будь у вас, сударыня, нос подлиннее, я все равно писал бы сейчас послание незнакомке. Только эта незнакомка была бы иной. Прощайте.

<p>Хронофаги</p>

Хронофаг. Словечко это, если не ошибаюсь, придумано Монтерланом. Оно обозначает опасную разновидность людского рода: пожирателей времени.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Классическая проза / Проза
Епитимья
Епитимья

На заснеженных улицах рождественнского Чикаго юные герои романа "Епитимья" по сходной цене предлагают профессиональные ласки почтенным отцам семейств. С поистине диккенсовским мягким юмором рисует автор этих трогательно-порочных мальчишек и девчонок. Они и не подозревают, какая страшная участь их ждет, когда доверчиво садятся в машину станного субъекта по имени Дуайт Моррис. А этот безумец давно вынес приговор: дети городских окраин должны принять наказание свыше, епитимью, за его немложившуюся жизнь. Так пусть они сгорят в очистительном огне!Неужели удастся дьявольский план? Или, как часто бывает под Рождество, победу одержат силы добра в лице служителя Бога? Лишь последние страницы увлекательнейшего повествования дадут ответ на эти вопросы.

Жорж Куртелин , Матвей Дмитриевич Балашов , Рик Р Рид , Рик Р. Рид

Фантастика / Детективы / Проза / Классическая проза / Фантастика: прочее / Маньяки / Проза прочее