Письма Никодима. Евангелие глазами фарисея

Удивительно, что Иуда именно так выразился. Я всегда считал его человеком бесчувственным и равнодушным к красоте. Однако произнеся последние слова, он встряхнулся, будто хотел сбросить с себя чужое неприятное прикосновение. Его лицо, секунду назад почти взволнованное, снова приняло прежнее выражение неприязни и разочарования, гнева и отчаяния. Он сухо засмеялся:

— Видишь ли, равви, в тот момент даже мне все вокруг показалось вдруг солнцем, радостью, поцелуем… Существует только одна радость… — процедил он сквозь зубы. — Но Он… — Иуда презрительно пожал плечами.

— Но ведь то, что ты рассказываешь, совершенно непостижимо, — прервал я его. — Иуда, кто Он? — Я был так потрясен его рассказом, что задал этот вопрос ему, будто был он не купчиком из Бецеты, а ученым мужем.

— Кто Он? — медленно повторил Иуда, словно пережевывая каждое слово. — Погоди, я расскажу тебе все до конца. Кто Он… Когда мы вышли на берег, у меня уже был готовый ответ. Он предложил нам отдохнуть, но только я не мог спать и все размышлял над тем, кто же Он. Вечером Он позвал нас пойти с Ним в синагогу. Ты, конечно, видел эту синагогу, равви? Ее недавно построили: такое внушительное здание, которое наверняка обошлось ох как недешево! На все есть деньги, только не на нас… Она была переполнена, в ней столпились все те, кого Он тогда так чудодейственно накормил. Оказывается, когда вечером мы отплыли на лодке, Учитель сбежал от них. Они кинулись Его искать — и нашли в Капернауме. Его обступили уже в дверях: людям не терпелось узнать, когда и каким образом Он успел пересечь море. Только этого Он им не сказал, а произнес сурово, тоном заслуженного упрека: «Вы ищете Меня, потому что Я дал вам хлеб. Только иного хлеба ищите: съев его, вы уже никогда не будете голодны». — «Где же можно купить такой хлеб?» — спрашивали люди. Он отвечал: «Верьте словам Моим — и Он у вас будет…» Услышав это, я протиснулся поближе: во мне ожила надежда, что вдруг все же наступит момент, когда Его можно будет схватить за руку и заставить действовать. «Подай нам знак, что слова Твои правдивы, — просили люди. — Моисей множество раз посылал отцам нашим манну небесную. Сотвори еще раз чудо с хлебом…» — «Все правильно, — науськивал я, — Он может это сделать. И сделает. Вы только просите». Казалось, Он слушал неодобрительно. Потом сказал резко: «Не Моисей посылал вам манну в пустыню, но Отец ваш. И сегодня снова Я даю вам хлеб, который есть жизнь…» — «Но скажи, где нам искать его, — взывали люди. — Разве это тот хлеб, что Ты дал нам? Дай нам попробовать его еще раз». Я видел, как Он сжал губы и прикрыл глаза. Понимаешь, равви? Как человек, который не хочет уступить. Наконец, Он сказал твердо: «Я — этот хлеб». Люди отпрянули от Него, так неприятно и отталкивающе прозвучал Его ответ. Тем временем Он продолжал говорить, словно желая задеть их еще больше: «Кому дам Себя, тот никогда уже не будет голодным…» Люди в изумлении переглядывались и пожимали плечами. «Я вижу, что вы не хотите Мне поверить! — крикнул Он. — Я сошел с небес для того, чтобы никто из вас не погиб!» Толпа взорвалась криком: «Что? Что Он говорит? С небес? С каких таких небес? Он что думает, никто не знает, мы не знаем, кто Он? Он сын Иосифа — плотника! А Мать Его живет в Вифсаиде. Почему Он называет Себя хлебом? Он что, сошел с ума?» Учитель усмирил их резким окриком: «Хватит разговоров! Никто не придет ко Мне, если на то не будет воли Отца. Но вы слышите слова Отца и должны знать, как прийти ко Мне. Истинно говорю вам, — ты воображаешь, равви, как Он умеет говорить, словно впечатывая каждое слово в слушателей. — Истинно говорю вам: верующий в Меня, обретет жизнь вечную. Правда в том, что Я и есть этот хлеб. Отцы ваши ели манну небесную, а все поумирали. Кто Меня вкушать будет — тот не умрет!»

Теперь люди кричали уже со злостью, с возмущением, с издевкой: «Что Ты болтаешь? О чем Ты говоришь? Что это еще за сказки? Где это слыхано, есть человеческое тело? Да Ты и вправду рехнулся! Вы только посмотрите на Него: хлеб небесный! Сумасшедший! Ты как предпочитаешь, что мы Тебя ели: сырым или печеным?»

Восхищение, уважение и почет, выказываемые Ему после чуда с хлебами, рассыпались, как глиняная стена. Я правильно предчувствовал: тот момент был единственным. Теперь уже было слишком поздно: над Ним смеялись, над Ним издевались. И это в Капернауме! В городе, где обычно Его так охотно слушали, который называли «Его городом». «Мешуге! Шотех! Море!» — вот какие вопли неслись из–под свода синагоги, украшенного изображением пальмовых ветвей. Напрасно старейшина хотел вступиться за Него. Он не нуждался в защите. Вместо того, чтобы, наконец, замолчать, Он упорно продолжал говорить, словно сознательно стремясь погубить Себя: «Истинно говорю вам: кто не будет есть плоти Моей и пить крови Моей, тот не воскреснет. Ибо только кровь Моя — истинное питье, и только плоть Моя — истинный хлеб…»