Перед самым выездом, т. е. 2 мая, получил твое нежное письмо, которое принесло мне некоторую печаль. Очень мне жаль тебя, что ты чувствуешь себя не совсем хорошо. Да, эти проклятые командировки в глушь изматывают твои нервы и здоровье. Кроме того, мне печально, что я отдаляюсь от тебя. Днем и ночью я думаю только о тебе, мой ангел. Там мне придется пробыть полтора-два месяца, а потом я приеду в Ленинград.
Меня интересует такой вопрос. Когда я буду в Ленинграде, можешь ли ты приехать туда на три-четыре дня в августе с таким расчетом, чтобы съездить в загородные дворцы царей Романовых (Петергоф, Детское Село, Гатчину и т. д.)? Очень и очень мне хочется увидеть тебя вновь.
После предательства и подлости П. на душе стало очень тяжело. Я не думал, что он меня будет предавать. При ссоре он мне сообщил, что принял буддизм с целью, чтобы в лагерях его поддержали буддисты, так как они к членам своей общины относятся как к братьям. Вот каким он оказался.
Теперь мне, как никогда, нужна твоя дружба. Пиши, моя хорошая, по тому адресу, что я писал тебе в последнем письме. Посылай авиапочтой.
Там я возобновлю этику и йогизм. Желаю тебе всех благ.
Целую, моя милая Наталка, целую много-много раз.
Твой Биди.
65.
Без даты
(на штемпеле — 6/V-57).
Улан-Удэ
Моя милая Наташа!
Я сегодня (6 мая) приехал в столицу БМ АССР Улан-Удэ. Меня встретили мои родственники и друзья. Завтра утром в 7 часов 30 мин. уезжаю на автобусе в Кижингу.
Настроение довольно тяжелое; в душе моей, по-моему, нет ничего, кроме тебя. Меня очень угнетает то, что я уехал от тебя так далеко. Но здесь, кажется, я найду в обильном количестве ту литературу, которая нам нужна. Мне сообщили, что в библиотеке моего отца, т. е. в моей библиотеке, имеются книги Рамачараки на русском языке. Если найду, то сразу же пришлю тебе по почте. Да, мне очень жаль, что до выезда из Москвы я не сумел послать книгу Е. Блаватской о Голубых горах. Я думаю, что по моей просьбе В. П. пошлет тебе эту книгу. Но, моя любовь, моя хорошая Наташенька, не забудь, что я вернусь в Ленинград не позже, чем через два месяца.
Вот приеду в Кижингу и напишу тебе подробно и о философии буддизма и йогизма.
Пока, целую тебя, мой ангел, моя любовь.
Твой Биди.
66.
12 мая 1957 г.
Кижинга
Дорогая, милая моя Наташа!
Я надеюсь, что ты получила мои письма и знаешь, что я вынужден был покинуть Москву. Выехал из Москвы 2-го мая, 6-го был в Улан-Удэ. А 7-го мая сел на автобус и приехал в Кижингу. Родные и близкие встретили исключительно хорошо. Но плохо то, что в поезде я заболел: уже неделю у меня высокая температура и не мог писать тебе много.
Вчера получил письмо от В. П. и М. А., они мне переслали и твое. Спасибо тебе за теплые слова.
Сейчас я сижу в библиотеке отца. Пожалуй, нашел все то, что необходимо для йога. Уже в следующем письме буду тебе излагать основные положения. И тут же нашел одиннадцать правил (условий) для йоги. Здесь, видимо, буду около двух месяцев, потом поеду в Ленинград.
Последнее время меня точит чувство, которое не дает мне покоя ни днем, ни ночью, а именно: я чувствую, что теряю тебя. Ты уходишь от меня. Мои нервы настолько расшатались, что не могу представить, когда войду в норму. Жалеешь ли ты меня или нет — этого я не знаю, пишу тебе, потому что люблю. Но знаю, что ты не будешь смеяться над моим страданием. Мне безумно хочется увидеть тебя. Знаю, ты не приедешь учиться в аспирантуре Института материальной культуры. Но не можешь ли в августе на несколько дней приехать в Ленинград, тогда мы могли бы поездить по пригородам. Ты жалеешь птиц, букашек и пр. Неужели меня не пожалеешь? Я, например, очень жалел тебя, когда узнал, что тебе предстоит ездить по глухим районам.
Пиши по указанному мной адресу. Бутидма — дочь моей сестры. Пиши письма чаще.
Целую тебя крепко, моя хорошая.
Твой Биди.
Следующее письмо будет длинное.
67.
18 мая 1957 г.
Кижинга
Что я могу сказать по поводу твоего последнего письма?
Конечно, неплохо не верить в чертей, однако если только верить в Бога, как в начало доброго, то можно допустить существование злого начала. Злое начало, заложенное в самом человеке, — одно, а злое начало, заложенное в якшах и ракшасах, которых видит каждый йог, — это другое. Когда я описывал в своем письме Александра Македонского (дьявола), никак не имел в виду твоего мужа. Мне казалось, что только через него зло (Алекс. Макед.) привязало тебя к земле. Дьявол слишком большой и сильный, чтобы быть простым смертным Яном.
Я признался в том, что виноват в нарушении буддийских обетов. Теперь уже исправляю, не хочу тебя сделать несчастной, ибо обязан сообщить, что йог может убить любого человека, если этот человек тормозит совершенство других. Ты говоришь, что у меня дикая восточная ревность. Я считаю, что это не совсем так. Любой европеец, будь он на моем месте, поступил так же, как я, если не хуже, узнав, что ты поддерживаешь любовные отношения с ним и еще с кем-то.