Письма о русской поэзии

[79] Набоков того же мнения: «…Искусство – всегда обман, так же, как и природа; все обман и доброе жульничество, от насекомого, подражающего древесному листу, до популярных приемов обольщения во имя размножения. Знаете, как возникла поэзия? Мне всегда кажется, что она началась с первобытного мальчика, бежавшего назад, к пещере, через высокую траву, и кричавшего на бегу: “Волк, волк!” – а волка-то и не было. Его бабуинообразные родители, большие приверженцы правды, наверняка задали ему хорошенькую трепку, но поэзия родилась – длинная история родилась в высокой траве» (Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе. М., 2002, с. 119).

[80] Цит по: Е. Пастернак. Борис Пастернак. Материалы для биографии. М., 1989 с. 210.

[81] Там же, с. 210.

[82] На что указано в проницательной заметке: Б.А. Кац. Из комментариев к текстам А.А. Ахматовой и Б.Л. Пастернака. – «De visu», 1994, № 5-6.

[83] Стояние истинно, истинна стояча, согласно набоковскому вслушиванию во внутреннюю форму слова: «Истина – одно из немногих русских слов, которое ни с чем не рифмуется (а почему с той же «стеной» не рифмуется? хотя понятно, Набокову позарез нужно, чтоб это слово оставалось единственным и рифменному совокуплению неподвластным. – Г.А., В.М.). У него нет пары, в русском языке оно стоит одиноко, особняком от других слов, незыблемое, как скала, и лишь смутное сходство с корнем слова “стоять” мерцает в густом блеске этой предвечной громады» (Владимир Набоков. Лекции по русской литературе. М., 1996, с. 224).

[84] Велимир Хлебников. Собрание сочинений в шести томах. М., 2000, т. I, с. 105.

[85] В 1921 году в стихотворении «Я и Россия» Хлебников вернулся к своей дерматологической метафоре, описывая свое тело, освобожденное от одежд для загара. Его тело не под солнцем, а само излучает свет и дарует солнце свободы всему миру:

Россия тысячам тысяч свободу дала.

Милое дело! Долго будут помнить про это.

А я снял рубаху,

И каждый зеркальный небоскреб моего волоса,

Каждая скважина

Города тела

Вывесила ковры и кумачовые ткани.

‹…›

А я просто снял рубашку:

Дал солнце народам Меня! (III, 304)

[86] София Старкина. Велимир Хлебников: Король Времени. Биография. СПб., 2005.

[87] Морская тематика в этом доме была неизбежной – при наличии Маяка сухопутные Брики неминуемо оборачивались романтическим «Бригом». Собственно, тема навигации заявлена уже в черновой поэме Хлебникова: «На веслах дней плывет…» или «Вы видели Дункан, Романченко…». Но Романченко – реальный знаменитый пловец, а Дункан – двусмысленное заявление: то ли это Айседора, то ли название корабля «Детей капитана Гранта». Этот же неразгаданный «Дункан» (то ли из «Макбета», то ли из Жюля Верна) фигурирует у Пастернака в стихотворении «Клеветникам» (1917). У него же бытово обыграна корабельная тема «бриговского» салона в стихотворном экспромте-буриме «Качка в доме» (1919). В соревновании тогда участвовал и Хлебников. Застолье, где пили чай с ромом, было многолюдным, в игре приняли участие четверо, а Хлебников написал тогда стихотворение «Случай» («Напитка огненной смолой Я развеселил суровый чай И Лиля разуму “долой” Провозгласила невзначай. И пара глаз на кованом затылке Стоит на страже бытия Лепешки мудрые и вилки… И в небо падающий пар… Все бытия дает уроки Забудь, забудь времен потоки»). Все мемуаристы (и исследователи) дружно отмечают, что о заданных рифмах Хлебников позабыл, но зато создал текст с философским звучанием. Хотелось бы добавить, что «забывчивый» Хлебников просто-напросто написал стихотворение о своем понимании самого слова «буриме», то есть буквально о концах, краях рифм, об их парности и бытовании (о французском bouts rimes). Мудрость же сама вылилась из бутылки с огненным напитком заодно, с насмешливыми выводами поэта-философа: «Слова бесплодны: мудрый в час невзгоды / Пьет с ромом чай и с важностью молчит» (Владимир Соловьев. «Мудрый осенью», 1879).

[88] Велимир Хлебников. Неизданные произведения. М., 1940, с. 237.

[89] http://staratel.com/pictures/rusavang/filonov/pic4.htm

ОТПРАВЛЕНИЕ II. Платформа Пастернак КОЕ-ЧТО О СТЫДЕ И ГОРОДЕ

Розе Мюнхмайер

Mais notre esprit rapide en mouvements abonde;

Ouvrons tout l'arsenal de ses puissants ressorts.

L'invisible est r'eel.

Alfred de Vigny. «La maison du berger»

Опутай, путай!
Путай все, что видишь…

Сергей Есенин

…

С тех пор изменился я.
В этом убедится всякий беспристрастный читатель.
Притом есть английское (на французском языке) motto[1],
Которое можно видеть
На любом портсигаре, подвязках и мыле:
«Honny soit qui mal y pense».

Михаил Кузмин. «Ангел благовествующий».

Прежде анализа приведем, не дробя на цитаты и не пересказывая, стихотворение Бориса Пастернака «Город»: