Толик недоуменно повернул голову. До сих пор малолетка с длинными ногами сидела тихо и пришибленно, с успехом изображая деталь больничного интерьера. Ее неожиданный голос как–то даже выбился из стиля и уж тем более прозвучал совсем не в тему. Толик предпочел бы не отвлекаться.
Но объект, конечно, тут же переключилась на нее:
— В чем дело, Катя?
Малолетка втупилась в пол:
— Ни в чем. Просто я не поеду на похороны Марисабели.
— Почему?
Длинноногая девчонка съежилась еще сильнее. Шевельнула губами, как будто хотела что–то сказать и передумала. Зыркнула исподлобья сначала на учительницу, а потом, если Толик правильно уловил направление взгляда, на Стара. И вдруг резко вскинула голову:
— Потому что это я ее убила.
Мы там были, папа.
Я все–таки уговорила Мишу взять меня с собой. Он долго отказывался: огромный риск, полная, по сути, неизвестность: до сих пор ведь в опытах участвовали только драконы, и половина из них так и не вернулась. Я возразила: не возвращались только дикие, все опыты с инициированными прошли успешно. Миша сказал: подумай, у нас ребенок. Но это был с его стороны запрещенный прием, он сам понимал. И в конце концов я полетела с ним. В Пещеру привидений.
В пещере всё очень изменилось с тех пор, как мы с Мишей последний раз туда спускались. Оптиграфическая аномалия, как ты, наверное, знаешь — чисто природный феномен, повлиять на нее искусственно невозможно в принципе. Пока «наша отражалка» (Миша так говорит, и надо слышать его интонацию), к счастью, не понижает фокусности, то есть в обозримом будущем свернуться не должна. Однако повысить ее фокусность мы не можем, а потому все силы брошены на интенсификацию тезеллитового компонента. Я понятно пишу? В смысле, пещеру буквально облицевали тезеллитом. В сумме с природными залежами это дает такое высокое поле, что без специального костюма там нельзя находиться. Миша говорит, это пустяки, дело техники: ничего не стоит оборудовать защитную капсулу с салоном повышенной комфортности, как у тебя в телепорту. Резонанс достаточно сильный, чтобы оперировать совокупной массой до трехсот пятидесяти килограммов; кстати, потому и драконов для эксперимента подбирали помельче…
Перечитала предыдущий абзац: ужас. Хорошо, что я не собираюсь тебе этого отправлять. Но всё равно: еще немного — и начну писать формулы в столбик. Зачем? Чтобы показать, какая я умная? Мол, все–таки выучила теорию, прониклась, разобралась! Или оставить подробную инструкцию для всех желающих повторить наш эксперимент? Тоже бессмысленно. Хотя бы потому, что желающие, да и кто бы то ни было вообще, вряд ли станут читать мои письма.
Поэтому перехожу сразу к главному. Не как это было сделано — а как это было. Комфортная капсула пока существует только в Мишиных мечтах, поэтому мы просто держались за руки. И…
Не знаю даже, какими словами описать. Миша говорит, по ощущениям практически тот же телепорт. Так что ты, папа, наверное, поймешь… хотя когда ты последний раз пользовался телепортом? Иногда я думаю: а ты вообще хоть раз в жизни был в Срезе?
Вечно я отвлекаюсь.
Не было ни движения, ни времени, ни света, ни звуков, только жар от тезеллитового поля, но ведь его, когда оборудуют капсулу, тоже не будет… И еще Мишины руки. Твердые и совсем сухие — а мои вспотели, и я всё время боялась, что они выскользнут, что расцепится наш замок, единственная прочная вещь в мире… вернее, межмирье… неощутимом, непознаваемом.
Исходник и Срез. Так странно: как я могла, как мы все могли всерьез думать, что это — всё? Двойная симметричная структура миров, по принципу «черное–белое», «день–ночь», «мужчина–женщина», — так мне объяснял сеньор Ричес. Красиво, но невероятно наивно. А Миша говорит, что с того самого момента, как узнал о существовании Среза, он не сомневался, что срезов должно быть несколько. Много. Бесчисленно. По его гипотезе, они существуют не параллельно, обособленно друг от друга, — а последовательно соединены в одно нескончаемое ожерелье…
Теория Множественных срезов. Теперь, когда мы проверили ее на практике, Миша опубликует, наконец, свою монографию. Там все написано. И, знаешь, куда более доходчиво и по–человечески, чем я пыталась изложить в начале письма.
А тот, другой Срез, куда мы попали… не знаю. В первый момент показалось, будто ничего не изменилось. Нет, внешние различия сразу бросились в глаза: зима, заснеженная равнина, ни гор, ни моря… Но, как бы тебе объяснить, всё это мелочи. От другого, принципиально иного мира ожидалось чего–то большего. Такого, о чем не помыслишь, чего не нафантазируешь заранее. Наверное, у первооткрывателей Среза было точно такое же чувство. Ведь наш Срез, он по большому счету тот же Исходник, правда?
На редкость условное и самонадеянное название — Исходник…