Письма полковнику

В этом году мне исполняется шестнадцать. Папа, возьми меня наконец к себе, в Исходник!

Нет, правда. Ты ко мне уже сколько лет не приезжаешь! А так мы будем жить вместе, видеться каждый день. Нам будет очень хорошо, папа! Я уже взрослая, я не балуюсь, не играю с пажами и очень хорошо учусь, вот спроси у сеньора Ричеса! Возьми меня к себе! Нам будет так хорошо…

Я даже согласна оставить здесь Драго. В Исходнике же не живут драконы, правда? Значит, ему там было бы так же грустно, как мне — тут, в Срезе…

А если ты не согласишься, если сделаешь вид, что я ничего такого тебе и не писала, и твоя пресс–секретарша опять пришлет мне дурацкую отписку, я буду знать, что ты меня больше не любишь.

Твоя Эвита

25.02.16

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА I

Дракон был немолодой и больной, с тусклой чешуей, тощими боками и мокнущими язвами от шпор, прикрытыми стременами. Впрочем, до стремян большинство детских ног не доставало.

Дракон пользовался успехом; вернее, успех ему обеспечивал фотограф, пристававший к детям на набережной с такой обезоруживающей улыбкой, что мало кто из родителей решался на отказ. Фотограф подхватывал ребенка под мышки, усаживал в пестрое седло, расшитое тесьмой и блестками, и совал в ладошки вожжи кровавого цвета. Затем просил дитя сделать героическое лицо и щелкал пальцами, заставляя дракона вскинуть с парапета усталую голову. Фотоаппаратом–мыльницей щелкал сам родитель. Фотограф же, по сути, был дрессировщиком и зазывалой, на чем и делал, видимо, неплохие деньги.

Эва заглянула в глаза дракона: взгляд у него был мутный и абсолютно бессмысленный. Неинициированный. Но неё равно — жутко.

Она последовала дальше. До катера оставалось еще около часа, и это время надо было убить.

Толпа на набережной, разноцветная, как стеклышки в калейдоскопе, шумная, как школьный коридор на перемене, и текучая, как ртуть в термометре, похоже, преследовала ту же самую цель. Люди медленно двигались параллельно морю, в двух встречных направлениях, поминутно притормаживая возле разнообразных ловушек для их кошельков. Не обязательно что–то покупали, однако отмечались в каждой точке, словно визируя пропуск для дальнейшего пути. Эва тоже так делала: ни в коем случае нельзя выделяться из толпы. Тем более что среди ловушек попадались действительно любопытные.

Сразу за свернутым в кренделек хвостом дракона торчал круглый столик, уставленный статуэтками, тезеллитовыми и поддельными за ту же цену. Воздух вокруг стола плыл и колыхался в радиусе полутора–двух метров, и отличить подделку становилось легко, только если вынести ее за пределы колеблющегося купола, — чего продавщица как раз и не разрешала. В данный момент она переругивалась с мулатом в белых шортах, требовавшим назад свои деньги: шансы незадачливого покупателя явно стремились к нулю. На Эву пахнуло особенным жаром, пронизанным тончайшими иголочками. Ничего особенного, тезеллит как тезеллит. Прошла мимо.

Еще в нескольких метрах по парапету молодой человек предлагал всем желающим заглянуть в квадратный ящик с выступающей маской для лица. Пояснительный плакат гласил, что это скважина в соответствующую по переменным хронокоординатам точку Исходника: «вероятны пикантные сцены». Насколько Эва знала, теория скважин совершенно ненаучна, так что в ящике, скорее всего, спрятан видеоплейер, и «сцены» не вероятны, а гарантированы. Так или иначе, отдыхающие крутили носом: чего такого пикантного они не видели в Исходнике?

Дальше продавали с лотка лекарственные препараты из горных трав и когтей–чешуи–крови–помета дракона в микроскопических расфасовках; фотографировали в костюмах колониальной эпохи, кстати, совершенно непохожих; фотографировали без реквизита, просто на фоне моря и Гребневого хребта, поскольку именно с этой единственной точки просматривалась Скала желаний; делали на лбу, на груди или на интимных местах голографии по мотивам достопримечательностей Среза; записывали на верховую драконью экскурсию по бухте; еще на какую–то экскурсию; предсказывали судьбу; выдавали напрокат водные крылья…

Эва двигалась неторопливо, с периодическими остановками; иногда подходила ближе, читала, присматривалась, брала в руки. Как все. Обычная среднестатистическая туристка с чипом на визе в сумочке. С помощью чипа операционная система Среза отслеживает перемещения любого человека, и мало ли кто может получить доступ к этим данным. Цивилы уж точно имеют — через дружественный Срезпол. Поэтому визу придется где–нибудь забыть. С туристками такое случается, и патрулю, если что, должно хватить растерянных глаз и неумелой взятки скромных размеров. Тем более что, вы же понимаете, она, гражданка Анчарова, впервые в Срезе…

Самое смешное, что последнее было правдой. Вернее, Эва ощущала это правдой — внутренней, субъективной, не желающей принимать во внимание аргументы какой–то абстрактной памяти. Какие двадцать лет?.. Где?

Она никогда раньше здесь не была.

Здесь — никогда.