Письма полковнику

ГЛАВА IV

Палата, куда его перевели, оказалась на третьем этаже, и в окно виднелись только верхушки деревьев и еще изредка — пролетающие птицы или драконы. Правда, из положения сидя обещали шикарную панораму моря с куском Гребневого хребта. Но до положения сидя было как до Исходника пешком. Стар попробовал заикнуться про баскетбол, но врач — не китаянка, а седой мужик с двумя подбородками — глянул на него так, что пришлось немедленно заткнуться. Радуйся, мол, чувак, ты больше не в реанимации. Понял, не дурак. Дурак бы не понял.

За жизнеутверждающими мыслями заглянула дежурная медсестра:

— К тебе пришли.

Дылда, подумал Стар.

Вошла Дылда, и он удовлетворенно улыбнулся ей навстречу. Всегда приятно почувствовать себя умным.

— Доброе утро, Сережа.

— Привет.

— Тебе лучше, да?

Он пожал плечами: в смысле, все относительно. Кстати, Дылдин синяк приобрел относительно светлый зеленовато-желтый оттенок. Захотелось сделать ей комплимент по этому поводу, но может и обидеться, и даже до слез. Сформулировал шире и нейтральнее:

— Ты тоже неплохо выглядишь.

Дылда просияла.

Стару вдруг пришло в голову, что за десять лет совместной учебы он ни разу не видел, как она улыбается. Всегда либо насупленно-сосредоточенная, либо разобиженная по самое не могу. Нет, конечно, похихикать за компанию она могла… но чтобы вот так просто — взять да и улыбнуться… Ей шло.

Но, разумеется, она тут же насупилась и стала такой, как всегда.

— Сережа… а меня сегодня выписывают.

— Везуха.

— Ты не понимаешь, — в ее голосе зазвенела привычная слеза. — Приехал папа, он хочет меня забрать. В Исходник. Совсем.

— Везуха, — Стар вздохнул. — Моя мать тоже сюда рвется, они ей вчера сообщили. Врач на обходе сказал… Надеюсь, Михалыч ее отговорит, нет у нас таких бабок, чтобы выбрасывать на Срез. А со мной тут еще долгая песня…

— Да? — Она явно хотела спросить, кто такой Михалыч. Не спросила. Вот и ладненько, ее не касается. И пора, похоже, переходить к прощанию.

— Пару месяцев как минимум. Вообще-то им тут выгодно меня побыстрее собрать, халявщик все-таки. Если к сентябрю справятся, встретимся в школе. Увидишь кого из наших — передавай привет. Ну, счастливо.

Дылда сидела на табурете, прямая, напряженная, и казалось, будто она приросла к сиденью навеки: попробуй сдвинь. Она часто смаргивала, наверное, потому что была без очков. И словно чего-то от него ждала. А он, как всегда, не мог въехать, чего именно, и всё делал неправильно… или не делал вовсе, что еще хуже.

Спохватился:

— Кать… спасибо. За путевку, и вообще… Жалко, что так получилось.

Она не шелохнулась. Мимо.

Стар отвернулся. Оторвал голову от подушки и вправду увидел над рамой тоненькую полоску моря. Откинулся назад и снова искоса взглянул на Дылду. Ну чего она от него хочет? Ну?..

— Никуда я не поеду.

Прозвучало чуть слышно. И зависло в воздухе, незыблемо, как она сама — в его палате. Ну вот. Час от часу не легче. А он, Стар, еще размышлял, чего ему не хватает для полного счастья.

— Дылда, не дури, — он старался говорить убедительно, по-взрослому. — Что тебе тут делать со сломанной рукой? И вообще… короче. Предков слушаться надо…

Всхлипнула. И когда он успел ее обидеть? А, ну да.

— Извини, вырвалось. Катя, я хотел сказать.

— Ничего ты не хотел. Ничего ты не понимаешь…

Она вскочила. Стар даже удивился, насколько легко это у нее получилось. Метнулась к выходу. И тут же развернулась. Передумала.

Сначала Стар разглядел только то, что глаза у нее сухие, а лицо собранное и будто закрытое на кодовый замок. И лишь потом сообразил, что за ее прямой спиной торчат три фигуры в белых накидках, похожие на тощих Карлсонов в роли привидений. Ну ни фига себе, как выразился бы…

Открывачка, впрочем, этого не сказал. И Воробей не ляпнул про «каких людей без охраны». Такое чувство, будто всем троим отчекрыжили как минимум по кончику языка. Немая сцена. На стоп-кадре.

Дылда пересекла палату в обратном направлении и демонстративно уселась на табурет.

— Привет, — усмехнулся Стар.

И картинка ожила. Заговорила одновременно разными голосами:

— Ну как ты, старик?

— А мы тебя по телику видели!

— Про Марисабель слыхал?

— Что врачи говорят, надолго ты тут?

— Козлы, вчера не хотели пускать!..

— А вставать можешь?

— Круто здесь. За всё платит этот, как его, правда?

— У нас телепорт сегодня вечером, завтра похороны… Ее вчера еще отправили.

— А кормят чем?

— Ша!!!

Дылда вздрогнула, и показалось, будто именно ее движение перекрыло до упора звук в палате. Бейсик всегда умел оставаться в тени, он ни разу не попадал за свои подвиги в кабинет директора.

— Заткнитесь, пацаны, — попросил негромко в полной тишине. — Нам же сказали: двадцать минут. И есть серьезный разговор.

Но перед разговором он отошел к дальней стене просторной палаты, взял один из двух стоявших там стульев, установил его возле изголовья Стара, потеснив Дылду с ее табуретом, сел. Открывачка проделал то же самое, только расположился чуть подальше. Воробью стула не хватило, и он остался болтаться в пространстве, маяча попеременно за чьими-то плечами.