Письма полковнику

ГЛАВА III

Узкоглазая докторша вчера вечером сказала, что завтра приедут родители. То есть, уже сегодня. Стар тогда кивнул с равнодушной мордой лица — родители и родители, обычная вещь, — а потом весь остаток дня думал, как же так случилось, что отец… Как мать вообще его разыскала? Может быть, увидел по телику и объявился сам? Возможно, предложил матери денег… она, само собой, отказалась… поругались на этой почве: насколько он помнил из детства, они не в состоянии находиться рядом больше пяти минут и не ругаться. Потом нашли компромиссный вариант — заказали на двоих телепорт в Срез…

Стар фантазировал на данную тему до самого сна. А сегодня утром проснулся с четким, будто подсказанным кем-то пониманием: никакие это не родители. Просто мама с Михалычем не хотят нарываться на лишние вопросы и запреты. И, в общем-то, они правы.

Только почему-то сразу стало тоскливо.

Далеко за окном пролетел пассажирский дракон, семнадцатый за сегодняшний день, если считать после обхода. Умное, а главное, продуктивное занятие — подсчитывать пролетающих драконов. На ближайшие несколько месяцев. На вечность вперед.

И дело даже не в том, что на большее он не способен. Дело в том, что от него ничего уже и не нужно. Никому. Всё кончилось. Он рассказал всё, о чем давно должен был рассказать, и тем самым поставил точку на этой истории. Во всяком случае, для себя самого. Здоровенную, жирную точку.

…Она даже не зашла попрощаться.

А теперь он один. Один во всем Срезе. Вот и неплохо: никакая Дылда не заявится в палату, как привидение, не сядет на кровать, не поклянется остаться здесь навсегда и не признается в убийстве… н-да, с Дылдой он бы точно не соскучился. Даже где-то жаль, что она уже бесповоротно в Исходнике. И Бейсик — с ним весело, никогда не угадаешь заранее, на какие фокусы он еще способен. А вообще-то, усмехнулся Стар, он был бы рад сейчас и Открывачке. Или Воробью.

Размечтался. Никому он нафиг не нужен, кроме матери и Михалыча. Ни пацанам, которые после похорон Марисабели, скорее всего, разбегутся до сентября, найдут, чем заняться, каждый по отдельности. Ни Дылде, которая, порыдав вволю, преспокойненько забудет о нем до школьных времен.

И ни тем более — ей.

Ее он больше никогда не увидит. Ее не увидит никто из тех, кто знал учительницу языка и литературы Еву Николаевну Анчарову. Ребята помогли ей исчезнуть, и можно не сомневаться: она растворилась бесследно, оставив в дураках своих врагов и в недоумении — просто знакомых. А что касается него самого…

У нее совсем другая жизнь, и если он, Стар, случайно соприкоснулся с этой жизнью, нездешней и настоящей, сыграл в ней какую-то роль, то ему просто повезло. Такое везение не повторяется. Забудь. Или наоборот — помни. Вспоминай по дням, по минутам, по мгновениям, на которые вы пересеклись. Тем более что времени впереди…

— Вот он. Давай!

Стар недоуменно повернул голову. И ослеп.

Когда он проморгался, девушка с огромным фотоаппаратом делала снимки, сидя на кровати у него в ногах. Щелкнула еще пару раз, потом встала, опять нацелилась, щелкнула, опустила черную махину и сказала:

— Нормально.

Он приподнялся на локте и выговорил, кажется, угрожающе:

— Не понял.

— Не люблю, когда позируют, — объяснила девушка. У нее была прикольная прическа: мелкие косички на половине головы, а другая половина стриженая. — Меня зовут Маша.

— Сергей. Можно Стар.

— Я в курсе.

— Машка в курсе, — подтвердил оттуда, куда голова категорически не поворачивалась, знакомый голос. — Она давно с тобой работает. Только ты ни разу не позировал, она этого не любит.

— Привет, Анатолий, — сказал Стар.

По правде говоря, он не особенно удивился. Конечно, журналист должен был объявиться снова, он единственный, кому до сих пор что-то от него нужно… вот только совершенно вылетело из головы. Толик еще вчера так и рвался продолжить разговор, когда дежурная медсестра вытолкала его из палаты вслед за пацанами. Но ему, Стару, было не до того, потому что минутой раньше выбежала в коридор рыдающая Дылда, а за ней, наскоро уточнив у пацанов время телепорта, — она…

Он уже знал, что она не вернется.

Он ее ждал.

А потом медсестра сделала укол, и захотелось спать.

Толик обошел вокруг кровати и, наконец, возник в поле видимости. Со вчерашнего дня он конкретно изменился. Был стильный и зашуганный — стал помятым, небритым и сверкающим, как новенький сидиром. Хоть у кого-то жизнь удалась. И чего ему, хотелось бы знать, надо?

— Как ты, Стар? — спросил Толик, усаживаясь на табурет возле кровати. — А то мы с тобой вчера не договорили.

— О чем?

— Ну… Помнишь, ты рассказывал…

Толик замялся, и Стар посоветовал:

— Диктофон включи.

Полустриженая девушка Маша громко прыснула. Она ему нравилась, хоть и странные у нее понты — снимать со вспышкой без предупреждения.

— Мы готовим материал а газету «Срез-ревю», — сказала она, снова присаживаясь у него в ногах. — Эпохалку, обо всем понемножку. О теракте, заложниках, экстремистах, Федоре Брадае, об убийстве Лилового полковника, о его наследстве, о претендентах…

— Наследстве? — тупо переспросил Стар.