Письма, рабочие дневники. 1967–1971 гг.

5. Сообщаю тебе, что из «Мира» переведено нам с тобой за Нортон 1200 р. Хотел тебе перевести твою половину, однако потребовался адрес твоей сберкассы, коий ты мне не дал. Кстати, надо бы еще рассчитаться за одобрение: там 500 руб, из них половина твоя. Всего тебе положено, т. о., 850 руб. Только имей в виду, что проценты за пересылку требуют все равно. Так что давай адрес сберкассы, и я пересылаю. А книжечка-то плюгавая вышла, всего 8.5 авторских листов. Стоило пот-кровь-сукровицу проливать! Впрочем, сейчас все стоит. Глядишь, и за Клемента что-либо отхватим. Между прочим, я тебе не писал, но на Клемента клюнула «Сельская новь». Может быть, и удача будет. До завтрашнего ничего узнать не удастся.

6. Мне сейчас тяжело придется: у Ленки неприятности с зубом мудрости — растет через кость десны, придется оперировать.

7. Завтра узнаю все новости, а ты пиши, не задерживай. Все отпишу в ответном. К сему целую крепко, твой Арк. Адке привет. Маме написал.

Письмо Бориса брату, 5 ноября 1969, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Вчера приступом взял кассу Ленфильма (растолкав толпу явных помрежей с голодными глазами и каких-то испитых граждан в архалуках) и получил деньги за I вариант.

Надо понимать, тебе тоже перевели, через недельку проверь и отпиши, если что не так. Деньги, впрочем, плевые — по 260 р. на брата (без учета Лешкиной доли). Адрес моей сберкнижки: <…> — запиши это в свою книжечку[172]. Деньги высылай, черт с ними — с процентами. И выслал бы «Саргассы» — интересно же, а в Лавке у нас она появится через месяц-другой, не раньше.

2. «Сельскую новь» подсекай, раз клюнула. Деньги есть деньги, совершенно так же, как футбол есть футбол. Мне тут давеча позвонили из еженедельника «Строительный рабочий». Я их послал в «Неву», чтобы забрали рукопись ДоУ и напечатали при желании. Платят там, по слухам, ничтожно — что-то вроде 20 р. за лист, но с паршивой овцы, сам понимаешь. Кстати, как там Уральское изд-во? Не написать ли туда? Ведь единственный экз «Злых людей» им отдали! Наш будущий биограф — Миша Лемхин — в отчаянии.

3. Не помню, писал ли тебе о визите московского ти-ви в Ленфильм. Эта редакторша встретилась с Рохлиным, показала ему заявку, и Рохлин сказал, что заявка ему нравится, Стругацких здесь любят и готовы с ними работать, но речь, естественно, может идти только о плане 72-го года. Не знаю уж, какие выводы сделала редакторша. Боюсь, что и заключение договора они отложат до соответствующего года.

4. Мишка Хейфец написал свою статью, я ее перепечатал и оставил себе один экземпляр. Не думаю, чтобы она могла пригодиться нам для нашей статьи. Ведь она написана простым советским журналистом, не понимающим, как это на таких явных марксистов-ленинцев позволяют нападать всяким, мягко выражаясь, невеждам, проявляющим в своих рассуждениях и абстрактный гуманизм, и внеклассовый подход к общественным явлениям, и даже просто непонимание политики партии. Вот, например, отрывок: «Будем говорить прямо: разве только за пограничными столбами существуют люди, убежденные, что достаточно набить брюхо… — и человечество достигнет счастья. А у нас разве не имела одно время хождение негласная практика, согласно которой производственные успехи автоматически считались идеологическими достижениями? И разве не по этой практике бил октябрьский Пленум 1964 года? И разве не против нее же был направлен написанный тогда же роман ХВВ — роман о первостепенной важности ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ борьбы с буржуазным сознанием!» Сам понимаешь, так писать нам невозможно.

5. Как нам писать возможно, я что-то плохо понимаю. Больше всего ХОЧЕТСЯ писать о критике и в том же стиле, что и первая наша неопубликованная статья на эту же тему. Но писать о критике — это значит писать, во-первых, о критиках, а Синельников против, а во-вторых — писать о себе, о своих книгах, а это будет похоже, словно мы оправдываемся. Значит, надо стиснув зубы написать спокойную академическую статью «Что такое фантастика». Это скучно. Значит, надо вносить полемический элемент — защищать романы-предупреждения, ставить на место утопии, отстаивать право на сатиру. Что ж, можно попытаться. Ты не набросаешь ли, ну, хотя бы расширенного плана? А то я вожусь сейчас с Лешкой, работа премерзкая — сокращаем — очень высасывает.

Ну вот, пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Ленке очень сочувствую. Молюсь за ее зуб и бедную добрую десну. А мамочка всё болеет. Очень это огорчительно.