Письма, рабочие дневники. 1967–1971 гг.

Творчество Стругацких — характерный пример того, каким острым и сложным стал наш современный фантастический роман, какие серьезные социальные темы он затрагивает и какие трудности переживает. Реакция литературной критики и ученых на творчество Стругацких, о которой мы бегло упоминали, тоже свидетельствует, как мало еще понята специфика фантастики и сколь ответственной стала работа писателя-фантаста, вторгающегося в сложность современного мира.

<…>

Письмо Аркадия брату, 12 июля 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Новостей особых нет.

1. Был в «Юности», не дождавшись приглашения. Озерова сказала, что приглашений, видимо, и не будет, две части повести уже ушли в набор, а третью Железнов еще читает. Я намекнул насчет одобрения, она пообещала позондировать начальство.

2. О книге Бритикова слыхал, но не видел. Чего же он ее нам не дарит, сукин сын? Сам он ползет, в некотором роде, вниз по склону.

3. Высылаю тебе ТББ на гишпанском и один экз. «Огненного цикла».

4. О выборе фото не могло быть и речи, ибо Лесс передал его (фото) без моего участия и присутствия.

5. Относительно ОО ничего не слышно, считается, что это хороший признак, а там черт его знает.

6. Есть слух, что в «Правде» готовится статья по фантастике, написал Дмитревский, имен никаких, кроме Ефремова и Снегова, не упоминал. Есть также слух, что хотят там вставить про нас и, признав талантливость, все-таки пожурить. Вот еще этого нам не хватало!

А также всего, что потребуется впредь[204].

Привет Адке.

Дату поставить не забыл, она в тексте, разуй глаза.

А сегодня 12 июля 1970 года.

Жму, целую, твой Арк.

Письмо Бориса брату, 16 июля 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Вчера вечером получил твое письмо, а сейчас вот принесли бандероль. Большое спасибо. Всё это выглядит очень мило, а кроме того, следует ожидать кой-каких деньжат за «Огненный цикл», не так ли? Пока что — а был я в сберкассе 14-го — ничего нового на книжке не появилось. Ты бы проверил, а?

1. Новостей у меня в общем никаких нет. Давеча звонил Севка Ревич, был проездом, хотел встретиться, а я как раз шел на день рождения в одно место и ничего не вышло. Жаль. Я хотел узнать, что там у вас и как. Эти слухи о статье Дмитревского мне тоже крайне не нравятся. Но остается, видимо, только молиться.

2. Вчера вдруг позвонил директор Литфонда. Был чудовищно любезен, выяснял, какие номера нам удобно, и не страшно ли, если мы окажемся на разных этажах, и вообще. А кончится все это тем, что опять придется туда идти и стучать по столу.

3. Книжка Бритикова, по слухам, навалом лежит у нас в Академкниге. Завтра пойду покупать. Тебя буду иметь в виду. А особенно рассчитывать на авторские я не намерен: не те у нас с ним отношения, да и осуществится этот дар, я думаю, не раньше осени. Книжку я уже видел, издана хорошо, в именном указателе Стругацкие находятся на одном из первых мест по упоминанию — впереди разве что Ефремов. При просмотре успел только заметить, что автор хвалит ТББ и попутно несет Немцова.

4. Все время звонят почитатели, хотят общаться. Давеча вот звонил один из Чечено-Ингушетии. Слава, брат, слава, так ее и не так. И не мать[205]. А денег нет.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Привет Леночке. И маме, если будешь общаться. Напомни, что обещала мне написать.

Письмо Бориса брату, 5 августа 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Ты, небось, полагаешь (со слов мамы), что я наслаждаюсь отдыхом и солнцем около какого-нибудь лесного озера. Так хрена же! С отпуском у нас ничего не вышло, понеже Адка оказалась завалена делами до упора. Так что мы только съездили на казенной машине вокруг Чудского озера (три дня) и теперь снова пребываем у пенатов. В первую же ночевку я имел несчастие в глубокой тьме у костра заехать ногою в котелок с кипятком и заработал великолепный ожог второй степени: весь подъем правой ноги представляет у меня теперь чудовищный волдырь, беспрестанно точащий серозную жидкость. Сижу, натурально, дома и перемещаюсь по квартире на одной ноге — как Джон Силвер, вдруг утративший костыль[206].

Получил из Дрездена официальное письмо с приглашением, и так вдруг расхотелось ехать, что с ходу написал им исполненное раскаяния письмо относительно чудовищной загруженности делами, полной невозможности покинуть дом родной даже на неделю, мне невообразимо жаль… ваши хлопоты… такова жизнь писателя… ничего нельзя распланировать заранее… с сожалениями ваш… и т. д. Может быть, теперь отстанут.

Из Японии вдруг пришла бандероль: Тору Миёси, с которым ты не захотел познакомиться и с которым я познакомился прошлым летом, прислал в соответствии с обещанием какой-то свой психологический детектив. Что и о чем, сам понимаешь, разобрать я не могу. Цена — 430 иен. Всё. Ужо в сентябре получишь, и — чем черт не шутит — может быть, пригодится перевести и подзаработать.