Письма, рабочие дневники. 1985–1991 гг.

К сожалению, фантасты редко пишут о человеческих судьбах, о человеческих чувствах, о борении человеческих страстей, а если и пишут, то в фокусе их внимания оказываются обычно страсти и чувства, так сказать, социально значимые: властолюбие, жажда познания, стремление к славе… Происходит это, видимо, потому, что, представляя себе подробности вторжения фантастической науки в реальную жизнь и вообще вторжение будущего в настоящее, фантаст — вольно или невольно — стремится изобразить макросоциальные последствия, перемены грандиозные, «социотрясения» многобалльные. И тогда если уж ненависть — то классовая, если любовь — то ко всему человечеству, если, скажем, страх — то глобальный…

Между тем, микропотрясения социума, возникающие в «роковые минуты» мира, не только более интересны с чисто психологической (да и с социологической) точки зрения, — они представляют собою гораздо более благодарный материал для создания действительно художественного произведения. Ведь подлинная литература — это всегда отражение общества в судьбе самых малых его (общества) элементов. Вот ахиллесова пята подавляющего большинства писателей-фантастов: они не умеют или не хотят понять, что фантастика только тогда получит шанс стать частью большой литературы, если опустится — наверное, правильнее сказать «поднимется»! — до уровня «малых» судеб, «мелких» страстей, каждодневных забот, — но, разумеется, в мире, искаженном вторжением необычайного.

Будущее может быть грандиозным и фантастичным, но вторгается оно всегда в мир привычный, обжитой, обыкновенный до скуки. Поэтому последствия вторжения (по крайней мере, вначале) всегда кажутся не более чем странноватыми отклонениями от привычного хода вещей. Однако сколько горя, боли, ужаса, недоумения, слез, яда открывается для внимательного наблюдателя за этими «странноватыми отклонениями»!..

В отличие от многих и многих, Вячеслав Рыбаков все это давно знает и умеет. Роман его написан лет десять назад и нисколько не устарел за эти годы. Он и не может устареть — во всяком случае, до тех пор, пока мир вокруг нас населен знакомыми людьми, обуреваемыми знакомыми нам чувствами и вполне обыкновенными страстями и страстишками. Ибо этот роман не только (и не столько) о Молохе прогресса, — это прежде всего роман о нас с вами и для нас с вами.

В апрельском номере «Огонька» (№ 13) публикуется письмо Авторов в редакцию, посвященное уже несколько устаревшей январской новости. В перестроечное время события несутся вскачь…

АБС. Атака против гласности

Если вообще можно говорить о каких-то гарантах перестройки, то первым таким гарантом следует считать гласность. Сама по себе гласность не накормит, не напоит и дома не построит, но если прекратится гласность, то уж точно не будет нам ни еды, ни дома, ни перестройки, — ничего нам не будет, кроме всевластия ведомств да старого, знакомого, застойного болота.

Гласность — единственное пока РЕАЛЬНОЕ достижение перестройки. Страшно подумать, но стоит сейчас сменить редколлегии десятка журналов и газет, и мы моментально окажемся отброшены на десяток лет назад: словно и не было ничего — ни новой оттепели, ни надежд, ни забрезжившей было перспективы. Гласность надо беречь: у нас пока, кроме нее, ничего нет. И она торчит поперек глотки тайных и явных певцов застоя, словно кость, которую они не могут ни выплюнуть, ни проглотить. А как хотелось бы!

Январское «Положение о порядке допуска и пребывания представителей средств массовой информации в местах проведения мероприятий по обеспечению общественного порядка» — это очередная атака против гласности, слегка лишь прикрытая розовым туманом успокаивающих комментариев. От слов по поводу «распоясавшейся прессы» заинтересованные ведомства переходят к делу. Не нужно особенно напрягать фантазию, чтобы представить себе, как теперь будут развиваться события. Ведомства начнут делить журналистов на хороших и плохих (со своей, разумеется, ведомственной, точки зрения). «Хорошие» журналисты получат пропуска, плохие не получат, а если «хороший» позволит себе напечатать лишнее, его пропуска лишат на самом что ни на есть казенно-законном основании…

Впрочем, все это детали. Суть же дела состоит в том, что очередное ведомственное положение НЕ служит расширению гласности, НЕ помогает работе средств массовой информации, оно служит ведомствам, оно им удобно, оно помогает им дозировать информацию, а значит, набрасывает на гласность новую узду.