Письма, рабочие дневники. 1985–1991 гг.

С другой стороны, обыденное сознание стало привычно отделять мир Книги от мира Реальности — вне зависимости, что это были за книги; «книжные» ценности стали едва ли не синонимом мнимых ценностей. Затрудненный доступ, вследствие низких тиражей, к настоящей литературе (уж не говоря о том, какие произведения тогда и вовсе не попадали в печать), обветшавшие от частого употребления всуе лозунги типа «Книга — наш друг», «Книга — лучший подарок», засилье конъюнктурной серости на прилавках книжных магазинов и на стендах библиотек, донельзя заформализованная деятельность общества книголюбов — это и многое другое, в общем, работало не на авторитет Книги. К этому вольно или невольно приложили руку те деятели нашей словесности, которые неоднократно проводили мысль о том, что «книжная» культура — это еще далеко не все, что читающий может быть и некультурным, что земледелец, не читающий книг, куда интеллигентней «чересчур» ученого гуманитария. Рациональное зерно, которое, несомненно, есть в подобных высказываниях, исчезало при гипертрофированных претензиях к «книжникам», здравая мысль превращалась в свою противоположность. По ходу подобных рассуждений Homo Legens — «человек читающий» — оказывался в ряду не то с евангельскими начетчиками, «книжниками и фарисеями», не то с гетевским схоластом Вагнером. Традиционное уважение к любителям Книги подернулось ощутимой насмешливостью, слово «книгочей» неожиданно стало приобретать чуть ли не иронический оттенок…