Однако из года в год на страницах газет и журналов накапливались отрицательные оценки и суждения, из совокупности которых, как в кривом зеркале, складывался «портрет» писателей Стругацких — образ, находящийся в разительном противоречии с истинным идейно-художественным обликом их творчества и степенью популярности в читательской среде: еще в 1965 году В. Ревич констатировал, что «„ножницы“ между недоброжелательностью критики и отношением читателей здесь очень велики». Писатели в стремительном движении от научно-технической фантастики своих первых рассказов к социально-утопическим повестям, от утопии-концепции к фантастическому роману, от «позитивного романа о будущем» (Е. Брандис) к роману-предупреждению последовательно «ускользали» от критериев, которые едва успели установиться в критике как отражение предыдущей стадии в развитии научно-фантастического творчества. Это доказывает, что историко-литературная оценка значимости и истинной ценности любого художественного явления — не только творчества писателя — должна учитывать результаты сопоставления эволюции такого явления и эволюции критериев его оценки в критическом сознании соответствующего времени.
<…>
<…>
Творчество Аркадия и Бориса Стругацких начиналось с выбора красок, необходимых для создания убедительного образа будущего.
Краски были выбраны хорошо, книги читали. Писатели были молоды и внимательны, они хорошо понимали, что только патетическими взвизгиваниями да панегирическими словоизвержениями (характерными не для одной лишь фантастики) подлинности и убедительности не добьешься. Они хорошо знали (даже тогда, когда это знание только препятствовало успеху), что повышенную значительность художественному тексту придает деталь, наблюдение. Стругацкие пишут так, как будто ежедневно наблюдают будущее и точно соотносят свои наблюдения с современностью при помощи сопоставлений, эпитетов, метафор. Текст насыщен реальными деталями, предметами, жестами. Язык персонажей приближен к языку современника. Писатели доказывают существование будущего тем, что хорошо в нем ориентируются, и тем, что они могут просто, без затей, назвать хорошо им известную вещь. Так два времени связываются, стягиваются художественными приемами.
<…>
Стругацкие отдали дань традиции, объединявшей фантастику и приключенческую литературу, и ясно осознали: к серьезным литературным достижениям приводят серьезные проблемы. Серьезные же проблемы порождаются обыкновенной человеческой жизнью, которая, по выражению Т. Уайлдера, «проживает нас» на Земле. Героизм, «приключения тела» и неизменно сопутствующий им (хотя и смягченный, гуманизированный у Стругацких) культ силы уходят в прошлое. Один из центральных персонажей «Стажеров», бортинженер Иван Жилин, говорит: «Главное всегда остается на Земле». Все произведения Стругацких, написанные после «Стажеров», связаны с земным бытием, земными людьми и их проблемами прямо, не метафорически. Стругацкие становятся профессиональными писателями, полностью определяющими назначение, смысл и формообразующие факторы своей прозы. Они осознают смысл слов «свобода творчества». Благодаря свободе творчества фантастика становится уже не способом смотреть на мир, а литературным приемом, тропом, способом сказать.
<…>
Противопоставление созидания и потребления, начатое в «Понедельнике», имеет серьезнейшие основания. Яркость отрицательных и некоторая размытость положительных персонажей сказки связывалась с ежедневной жизнью простой пропорцией. В 1965 году концепция быстрого построения коммунизма называется уже попросту волюнтаризмом. К власти в стране приходят Выбегаллы — невежественные люди, главная задача которых — хорошо прожить свой век. Эти люди не ошибаются, они знают все, они всегда правы. Пользуясь государственной машиной как личным автомобилем, они приносят в жизнь общества свое (основанное на церковноприходском разумении) понимание людей, истории, мира.