Письма Рафаилу Нудельману

Вероятно, в этом году я получу австрийскую государственную литературную премию, жюри единогласно проголосовало за меня, только теперь министр культуры должен это решение утвердить, а потому попрошу Вас месяц-другой эту новость не распространять. Это, конечно, весьма полезно для меня, поскольку в финансовом отношении у меня не все так прекрасно, как выглядит издалека, потому что Австрия – страна дорогая, налоги составляют до 62% от доходов, а продажа моих книг в последние 2 года имеет медленную тенденцию снижаться, а тут еще возникают проблемы с переводом, поскольку по-настоящему хороших переводчиков мало и трудно их найти. Правда, общий тираж в двух немецких государствах превысил 5 миллионов, но с того, что БЫЛО, невозможно жить в будущем.

Мы живем здесь в полном незнании относительно того, какая судьба нас ждет, то есть, не произойдут ли в Польше изменения в еще худшую сторону (мне кажется, что под Горбачевым ничего хорошего не стоит ожидать, хотя вчера я услышал, что Щаранского и Сахарова могут выпустить на Запад, – шаг, который бы очень мало стоил Москве de facto и имел бы огромное пропагандистское значение).

Из «22», из этих трех номеров, узнал много вещей, о которых не имел и понятия, хоть я и прилежный читатель, и не только книг Зиновьева[11], у которого, по-моему, мания величия и ностальгия по Великому Гению Человечества Сталину. Поистине удивительна и прекрасна та интеллектуальная бескорыстность, которую проявляют Ваши авторы, пишущие, в конце концов, для скромного количества людей. И весьма огорчительна бесплодность большинства эмигрантских публикаций, настойчивость, с которой авторы исполняют роли скорбных плакальщиц над гробом Польской Отчизны, так как из этого плача и этой скорби ничего не следует, кроме депрессии.

Я теперь после окончания «Фиаско» с весны 1985 года ничего нового не пишу. Тут состоялся двухдневный симпозиум по моему творчеству в австрийском литературном обществе. Кроме того, за время пребывания в Австрии я перенес 3 серьезных операции и не могу похвастать здоровьем, хотя и смерть мне как бы еще не угрожает. Ваше письмо я читал с большим волнением – last but not least и потому, что оно написано искренне и по-русски: я давно уже не держал в руках русского текста. Мой Боже, уже и Шкловского нет! Судьба покровительствует исключительно прохвостам, с политиками во главе.

Я желаю Вам в наибольшей степени личного удовлетворения от работы и жизни, и в надежде, что установленные контакты не прервутся, шлю Вам от всех нас самые сердечные пожелания благополучия,

преданный

Ст. Лем

7 ноября 1985 года, Вена

Дорогой Рафаил, благодарю Вас за письмо и за «22». При чтении этого необычайно интересного номера мне пришло в голову, что вещи, содержащиеся в «22», заслуживают – в большей части – публикации за пределами Израиля.

У меня есть некоторые контакты с эмигрантскими польскими издательствами, и поэтому я хочу спросить Вас, возможна ли бесплатная перепечатка переводов? Сейчас, когда я это пишу, я не представляю никого, кроме себя, я даже не знаю, пойдет ли на это кто-нибудь. Но думаю, что пойдут, поскольку речь идет о делах чрезвычайной важности в области, запущенной и окровавленной как мало какая другая: польско-еврейских отношений. Я считаю в особенности, что польский читатель заслуживает получать информацию, содержащуюся в «22», поскольку сознаю, до какой степени в этих делах я сам – полный невежда. (Особняком стоит вопрос о переводах, когда вы публикуете тексты, например, о терроризме, которые уже переведены с других языков, так как непонятно, у кого на них авторские права, но, может быть, Вы можете это прояснить.) Сразу же хочу также сказать Вам, что «расшифровка» произведений Стругацких, когда они сидят в СССР и не пользуются чрезмерной милостью властей, представляется мне весьма неуместным делом. Это иначе выглядит, когда речь идет об умерших авторах, как Адамов[12], например, так как даже КГБ не сможет сделать ничего плохого покойникам, но поиск даже малейшего «аллюзионизма» у братьев Стругацких, это больше смахивает на донос! Я сейчас начал читать их новый роман в «Знание – сила», который является продолжением «Жука в муравейнике». Хотя он меня особенно не восхищает, я считаю, что не следует выявлять, «о чем авторы пишут на самом деле», даже когда аллюзии относительно невинные. Это очень деликатный вопрос. Я сам, когда писал о Стругацких, вполне намеренно сдерживался, например, в послесловии к «Пикнику на обочине», и старался в переписке отговорить одного американского профессора от публикации его исследования о Стругацких, поскольку это может им навредить. Но профессор этот, хотя по происхождению и венгр, родители которого были эмигрантами, уже настолько американизировался, что моим уговорам не поддался. Может, что-то там и вычеркнул, но работу свою планирует поместить, как мне сдается, в SFS.