Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год

Кардинал Мазарини первый ввел во Францию оперу, известную дотоле только в Италии. В 1646 году итальянские актеры в первый раз забавляли Двор. Вскоре изобретены удивительные машины, которые впоследствии усовершенствовались до чудесности. Музыкальные творения Люлли и Рамо долго были единственными сокровищами этого театра. Глюк и Пуччини появились после них. Каждый из обоих имел за себя множество голосов. Французы спорили с жаром о преимуществе дарований, и сей-то спор произвел две стороны, известные под именем глюкистов и пуччинистов. Но спор прошумел и кончился, а сочинения обоих музыкантов обогатили навсегда оперу французскую. В другом отношении прославились Вестрис и Гардель. Первый, особенно в чудесных плясках своих, искусными телодвижениями умел выражать все оттенки чувств и страстей, умел, так сказать, говорить глазам зрителей. Теперешний Оперный дом построен уже в 1793 году. Снаружи нельзя узнать, чтоб это был храм муз, но зато, побывав внутри, признаешься, что это точно храм муз и вместе храм очарований.

Здесь-то представляются восхищенным глазам вашим все изменения природы, все чудесные картины этого и того света. Тут часто видят светлый Олимп, украшенный всем, что небо имеет в себе прелестного, и вслед за сим является мрачный ад со всем, что только есть в нем ужасного. Вечное пламя стелется по глубоким мракам подземной ночи: картина ужасная! Но вдруг является картина очаровательная: вечная весна, неувядаемая зелень, прелестное жилище радостей представляется глазам вашим, и узнаете поля Елисейские!.. Теперь, как мы были в опере, повторилось в балете пред глазами нашими плавание Клеопатры по реке Сидну. Мы вошли в ложу, очарование махнуло волшебною ширинкою — и 18 веков исчезли. Поднялся занавес, пролилась река — и я увидел корабль Клеопатры. Это точно тот, на котором плыла сия чудесная женщина! Розовые, лиловые, белые и голубые паруса вместе с радужно-цветными флагами веяли от дуновения зефиров. Серебряные весла двигались по звуку златострунных лир. Амуры порхали по снастям. Все было в золоте, в хрусталях и в освещении!.. До ста особ появились вдруг на сцене в пестрой толпе действующих лиц. Телодвижения или пантомимы довольно совершенны. Только жена Антониева, кажется, уж слишком ломалась. Чтоб представить ослепленному страстию супругу святость его обетов, несчастие детей и собственную скорбь, ей было довольно указать на небо, на детей и на сердце свое.

Чрезвычайными певцами опера похвалиться теперь, кажется, не может. Здешнее пение не введет русского в такой восторг, чтоб он мог забыться, забыть своего Самойлова, Злова и не вспомнить о Сандуновой. Но машины в декорации неподражаемы, чудесны! <…>

Взятие Парижа