Письма русского путешественника

Люди примитивные, без особых интеллектуальных запросов, склонны понимать советские газеты просто наоборот, так сказать, в зеркальном отображении. Если кого-то ругают — значит, хороший человек, а если хвалят плохой. Если много стали говорить о мире — значит, быть войне, а стало быть, надо скорее закупать мыло, спички и соль, пока не исчезли из продажи. Если же хвалятся небывалым урожаем — значит, быть голоду. Все это отчасти верно, однако такое упрощенчество лишает читателя большей части известий, оставляя голую правду. Важны ведь еще оттенки, градации степени. Словом, информация.

Например, сообщения из-за рубежа должны идти со ссылками на иностранные источники, причем совсем не безразлично — какие. Искушенный советский читатель, судя по этому признаку, сразу поймет, что происходит. Скажем, ссылка на то, что „даже буржуазная газета „Монд“ вынуждена признать…“, или „даже такая недружественная нам газета, как „Нью-Йорк тайме“, сообщает…“, или еще того лучше — „газета „Гардиан“, которую никак не заподозришь в симпатии к коммунизму, пишет…“ — означает очередной успех советских, прогрессивных и прочих сил. „И черт их дергает поддакивать, — расстраивается читатель. — А еще буржуазные да недружественные…“

Сообщения же со ссылкой на „Юманите“, „Униту“ и проч. — это уже получше. Хотя, конечно, читатель наш не преминет ругнуть и их, но уже с облегчением, полупрезрительно — скажем, обозвав „Униту“ писсуаром: „Чего от них и ждать еще…“

А уж коль доходит до каких-нибудь „Унзере Цайт“ или „Де ваархайт“, да еще обычно без указания на их коммунистическую принадлежность, то это верный признак советского провала. „Ага! — ликует читатель. — Прижали вас, голубчиков. И сказать больше нечего…“

Бывает, конечно, и того хуже — совсем не на что сослаться. Наоборот, еще надо своих одергивать, которые слишком заеврокоммунистились. В таких (довольно редких) случаях сообщение уже идет не из-за рубежа, а просто маленькая заметочка, подписанная инициалами (или А, Петров). Тут уж ликованию нет предела.

И последнее, означающее просто катастрофу, — когда подобное заявление делает ТАСС, как было вскоре после моего обмена:

„Достойно сожаления, что к хору антисоветчиков в эти дни на Западе присоединились и некоторые другие голоса. Поддавшись, видимо, моде, отдельные деятели с чужого голоса начинают твердить о „нарушении в Советском Союзе прав человека“. Эти люди забывают, что такая мода им не к лицу и не делает им чести“.

Прелесть, правда? Каждый бы день читал такое! Читаются советские газеты несравненно быстрее западных. Средний объем советской газеты — 4–6 страничек. Знающий читатель лишь просматривает заголовки, отыскивая привычные: „Происки врагов разрядки“, „Антисоветская вылазка“, „Провокационная шумиха“, „Их нравы“ и т. п. Все остальное: репортажи о „трудовых буднях“, колонки комментаторов и солидные подвалы обозревателей читаются по диагонали, лишь чтобы установить, зачем они написаны, с какой целью. Информации в них мало.

При этом огромное количество людей слушает западные радиостанции на русском языке и постоянно сравнивает услышанное с написанным в советской прессе. Официальная пресса перестает быть средством массовой информации. Даже если по принципу сломанных часов, дважды в сутки показывающих верное время, в газетах появится правдивое сообщение, ему все равно никто не поверит. Пресса у нас — печатное воплощение власти, и читают ее, чтобы поймать на лжи, порадоваться неудаче или поглядеть: „Как же они на этот раз вывернутся? Какую еще глупость выдумают?“

Казалось бы, при таких отношениях с читателем прессе лучше всего вообще молчать про неудачи, не пытаясь выдать их за победы. Однако это совершенно невозможно: в условиях, когда население все равно знает правду, молчание — признак растерянности, тупика и потери инициативы. Власть должна „дать достойный отпор“, должна спустить указания миллионам инструкторов, комиссаров, лекторов и прочих работников идеологического фронта — что отвечать, разъяснять и пропагандировать населению. Пусть это будет несусветная глупость. Неважно. Главное — не молчать, не создать впечатления, что власть теряет контроль над событиями.

Одновременно то же самое нужно показать и Западу. Пусть смеются над глупостями и до одури распутывают клубки советского вранья. Неважно. Пока провал не признан официально — это еще не провал.

Читая свою родную прессу, советский человек только плечами пожимает: „И кто может поверить такой чепухе? Ну, ладно, допустим, нас здесь можно оболванить. Но на Западе…“ Оказалось, однако, что в этом мы как раз ошибались. Здесь советской чепухе верят гораздо больше, чем внутри страны.

Нас там сознательно лишают информации, а потому мы ищем ее по крупице где только можно. Здесь же люди перекормлены информацией и оттого воспринимают лишь то, что им хочется услышать. В результате, например, мы знаем о Западе гораздо больше, чем они о нас.