Письма с Дальнего Востока и Соловков

V.9. Дорогой Олень, так давно не получал от тебя известий, что даже не представляю, как ты живешь, чем занята, чем интересуешься. А из за этого становится трудно писать и самому, ведь не следует же заполнять письма всем, что подвернется под перо. Хочется сказать что‑нибудь интересное для тебя именно, а не вообще, в пространство. О том, как я живу, ты узнаешь из писем к маме и другим всем в нашем доме. Поэтому не стану повторяться. По мере возможности я перечитываю классиков, конечно очень медленно, т. к. нет времени (да и классиков трудно добывать). Сейчас на очереди Мольер. Мне не хотелось брать его: и не до смеха и с детства у меня остался от него какой‑то осадок. Теперь, при перечитывании через почти 4 десятка лет, убеждаюсь в верности детских своих впечатлений. Конечно, Мольер очень значителен. Ho он непрозрачен и возбуждает смутное и неприятное чувство внутренней запутанности. Его комедии построены совсем не в духе французской мысли, всегда четкой и определенной. Поэтому композиция нецельна, типы двусмысленны — в значительной степени аллегоричны. Главное же, эти произведения морально мутны и никогда не поймешь, что же собственно хочет сказать автор и чем сам он живет. Немного как в ярмарочном Петрушке: Петрушка всех дубасит, но это остается просто голым фактом из хроники событий и не просвещено изнутри. Тут нет ни гибели от трагической вины, ни расплаты за комическую вину, а впечатление неловкости и досады, как когда попадешь на уличную перебранку или свалку пьяных, что не очищает нравственно и не веселит, даже не забавляет, несмотря на тонкость (у Мольера) работы в деталях. Ho произведение не должно быть фотографией — ни в смысле материала (этим Мольер не страдает), ни в смысле моральном. Автор может изображать что угодно и как угодно, но над его изображением должно светить моральное лицо творца; такового в произведениях Мольера нет — или я неспособен его видеть. Общая ситуация определяется внедрением буржуазии в аристократию. Аристократы Мольера сплошь негодяи, на разные лады пользующиеся тщеславием глупых буржуа и дурачащие этих последних. Ho смешав с грязью аристократию, в конце пьесы, вопреки всему ходу ее, Мольер начинает проявлять симпатии к тем, которых он только что очернил, и своего рода удовлетворение, что буржуа одурачен. Что- нибудь одно. Можно было бы представить взаимоотношения сословий, как трагическое, в котором обе стороны по своему правы, но не могут не столкнутся. Можно было бы стоять на стороне аристократии и вести борьбу против буржуазии — но тогда аристократия должна была бы быть представлена благородно. Можно было бы стать на сторону буржуазии и представить ее обманываемой, но ю вследствие тщеславия и глупости, а по причине добродушна и неискушенности в плутнях. У Мольера нет ни того, ни другого, ни третьего. Тогда требуется показать, кто же стоит над этими сословиями, заслуживающий уважения. Некто. Это только потасовка, только глупость одних и шуплерство других, причем все оказывается в порядке вещей. V. 12. 4 часа утра. Т. о. эти комедии можно назвать занятными, но отнюдь не веселыми: веселость несовместима с чувством недоумения и внутренней путаницы. — Прочитал роман Шишкова «Угрюм–река», из жизни сибирских золотопромышленников. Говорили о нем, как об интересном. Однако интересносгь его напоминает по характеру таковую же романов–приложений к мещанским журналам: грубая, аляповатая работа с претензиями под Достоевского. Из действующих лиц один только черкес (душегуб и разбойник) внушает симпатии, остальные все дрянцо, каждый на свой лад. Герой романа Прохор Громов, долженствующий быть сильной личностью, самородком и русским Фордом, на самом деле неврастеник спившийся до галлюцинаций, весьма плохо обоснованных. Героиня, роковая женщина Анфиса, такова, что тошно думать о ней и увлечение ею совершенно непонятно. Приемы изложения у Шишкова заимствованы из киносеансов, равно как и сюжет — киношки. Описания природы явно без знания сибирской природы, а когда автор пытается вдаться в технику, то говорит чепуху. Напр, в качестве сибирских драгоценностей упоминает колчедан (!) и янтарь (в Сибири не существующий). В общем же — бульварный роман, но притязающий на глубину и реализм. V. 16. Сейчас прослушал аллегро Крейсслера и D — dur–ный концерт Моцарта и получил некоторое освежение, несмотря на 70% шумов в передаче. Вообще же передача такая скверная по качеству и пустая по содержанию, что музыки я не слушаю, м. б. неудачно попадаю в Красный уголок. От отсутствия же музыкальных впечатлений, или без природы, или ото всего вместе я чувствую себя заплесневевшим. К тому же—весна, да еще соловецкая, а «весной я болен» и изсякают если не источники творчества, то способности их каптировать (что значит каптировать источник—спроси у Киры). Целую тебя, дорогая, будь здорова и весела. Как твои экзамены?