Читаем Письма с Дальнего Востока и Соловков полностью

Спрашиваешь, что такое альгинат. В бурых водорослях (ламинариях, фукусах и нек. др.) содержится в свободном виде и в виде соли кальция особая, больше нигде не находящаяся, органическая кислота, называемая альгиновой, т. е. водорослевой, или просто альгином. Соли этой кислоты называются альгинатами, с добавкою названия того металла, с кот. кислота связана. Что такое химич. альгин до сих пор точно не установлено, но есть дашые и утверждения, что это осложнение маннуроновой кислот>і. Впрочем это тебе ничего не говорит. Альгин нерастворим ни в воде (в ней набухает), ни в других растворителях, но растворяется в растворе соды или щелочей, химически переходя в альгинат натрия или калия. При доливании минеральной кислоты альгиновая к–та теряет свой металл и выделяется в виде полупрозрачных клецок—совсем медуза. То же происходит при введении в альгинат натрия или калия солей тяжелых или щелочноземельных (кроме Mg) металлов: образуются нерастворимые, но набухшие, студнеобразные их альгинаты. На этом превращении основан ряд применений альгината натрия:: его наносят в виде раствора, а затем превращают в альгин или в нераствор. альгинат, получается по разбухании упругая, нерастворимая, прозрачная пленка, не вспыхивающая на огне. Вот напр, бумага, на которой нарисована была анфельция в виде кустика или ризоиды ламинарии—она сделана мнюю из фильтровальной путем пропитки алігинатом натрия и обработки кислотою: получилась нерастворимая в воде проклейка. Пока достаточно. Пишешь о маленьком и о моем отце. Мне кажется, по нек. данным, он всегда был в тревоге и когда я был маленьким, а под конец жизни—в непреодолимой тревоге за маму и за нас, и попытки успокоить его вызывали сильное раздражение. Это было болезненное состояние, отчасти вызванное физическою болезнью, но м. б. последняя сама обострялась от тревоги нравственной. Ho не будем заглядывать в будущее, никому неведомое. Пусть маленький растет, окруженный любовью и лаской, пусть питается культурно и живет не зная заботы. Наше дело взять заботы и тревоги на себя. А кроме всего, ведь жизненная задача—не в том, чтобы прожить без тревог, а в том, чтобы прожить достойно и не быть пустым местом и балластом своей страны. Если попадаешь в бурный период исторической жизни своей страны и даже всего мира, если решаются мировые задачи, это конечно трудно, требует усилий и страданий, но тут‑то и нужно показать себя человеком и проявить свое достоинство. Что же, были мирные и спокойные периоды. Ho разве большинство использовало эти годы спокойствия? Конечно нет, занимались картами, интригами, пустословием, делали очень мало достойного внимания. Были ли удовлетворены? Нет, томились от скуки, куда‑то рвались, даже кончали самовольно счеты с жизнью. Оглйдьваясь назад и просматривая свою жизнь (а в моем возрасте гго особенно надлежит делать) я не вижу, в чем по существуя должен был бы изменить свою жизнь, если бы пришлось начинать ее снова и в прежних условиях. Конечно, я знаю за собою много отдельных ошибок, промахов, увлечений—но они не отклоняли меня в сторону от основного направления, и за него я не упрекаю себя. Я мог бы дать гораздо больше, чем дал, мои силы и по сей день не исчерпаны, но человечество и общество не таковы, чтобы сумело взять от меня самое ценное. Я родился не во время, и если говорить о вине, то в этом моя вина. М. б. через лет 150 мои возможности и могли бы быть лучше использованы. Ho, учитывая историческую среду своей жсизни, я не чувствую угрызений совести за свою жизнь в основном. Скорее наоборот. Раскаиваюсь (хотя это раскаяние не доходит до глубины), что относясь к долгу страстно, я недостаточно расходовался на себя, —год «на себя» разумею вас, в которых ощущаю часть самого себя, —не умел радовать и веселить вас, не дал детям всего того, что хотелось бы дать им. — О Тике. Я уверен, что ее малые успехи происходят вовсе не от недостатка способностей, а от растерянности, неуверенности в себе и застенчивости, а также от недостаточного развития внешнего. Надо ее ободрять, помогать ей, так чтобы она стала на ноги уверенно, разговаривать с нею, читать ей и заставлять читать — пусть читает, что ей нравится, хотя бы и не первого сорта — лишь бы привыкла к чтению. Надо разрыхлить ее знания, а для этого заставлять комбинировать их в различных [нрзб.] и дальних сопоставлениях, ну хотя бы путем фантазии. Пусть например разсказывает воображаемое путешествие, решает казусы из разных областей. О Мике. Он переживает переходный возраст, который всегда дается нелегко, а при нервноіти и одаренности особенно трудно. Нисколько не сомневаюсі, что Мик будет тебя радовать, что он выровняется. Пока же іадо, не распуская его и относясь с твердостью, просто ждать, ждать терпеливо и с надеждой. Он стремится из дому, т. к. ищет впечатлений. Постарайтесь дать ему таковые, пусть Вася л Кира приучают его разбираться в коллекциях, делать кое–іакие наблюдения и опыты, записывать, чертить, собирать материал по вопросу, который его более или менее занимает, напр, по фотографии. Это и пригодится ему в будущем, и введет в р; сло в настоящем. Старайся завести в доме привычку (хотя бы отдельными фразами) к иностран. языку, только так можно осюить язык. Пусть это будут, наконец, отдельные слова, пусть не совсем правильно: надо разбить внутреннее сопротивление и одомашнить язык, который воспринимается не как нечто применяемое, а лишь как школьный предмет. В этом—вся беда. Пусть же он будет в употреблении, хотя бы и неумелом. — Птичку попроси подкрасить для маленького Никиту, для этзго ему надо не более Ѵ4 часа и можно сделать на месте. — О тебе. Я писал вовсе не о кухонно–квартирной твоей нужности (тоже важной, впрочем), а о твоей необходимости для детей, как источнике тепла, любви, как о связи их между собою. Они же все тебя очень и очень любят, но по обычаю людскому относятся небрежно, потому что это уже есть у них. Откуда приезжает Ел. Вл.? На Наташу напрасно досадуешь, было бы плохо, если бы она отбросила все, что получила от матери какова бы та ни была (я ее не знаю и не представляю себе). Ho пусть Наташа видит лучшее, тогда усвоит. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля и еще раз целую.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Имам Шамиль
Имам Шамиль

Книга Шапи Казиева повествует о жизни имама Шамиля (1797—1871), легендарного полководца Кавказской войны, выдающегося ученого и государственного деятеля. Автор ярко освещает эпизоды богатой событиями истории Кавказа, вводит читателя в атмосферу противоборства великих держав и сильных личностей, увлекает в мир народов, подобных многоцветию ковра и многослойной стали горского кинжала. Лейтмотив книги — торжество мира над войной, утверждение справедливости и человеческого достоинства, которым учит история, помогая избегать трагических ошибок.Среди использованных исторических материалов автор впервые вводит в научный оборот множество новых архивных документов, мемуаров, писем и других свидетельств современников описываемых событий.Новое издание книги значительно доработано автором.

Шапи Магомедович Казиев

Религия, религиозная литература