Письма с Дальнего Востока и Соловков

г. Загорск б. Сергиев

(Московской области)

Анне Михайловне Флоренской

Пионерская ул., д. 19

1937.II.22 Соловки. № 93. Дорогой Мик, ничего я не знаю, как ты живешь и что делаешь, а ты мне не пишешь. Это очень грустно. Мне хочется покончить со стихами, посланными тебе, допишу то, что не посылал тебе, в несколько обработанном виде.

I.

Восторги пламенной души

И чувства, взросшие в тиши,

Война, разбои, царский гнев,

Свирели хрупкий сей напев

И первые цветы любви,

Иль как иначе назови—

Хоть годы юные проказ —

Воспеты были много раз.

Божеств, героев и царей

Деянья режут глаз. Скорей

Забудь о них. К тому ж давно

О них писать запрещено.

В поэмах солнце и закат

Победным золотом горят,

А ссохшийся поблеклый лист

Пронизан светом и лучист.

И, кажета, веками нет

Угла в подсолнечной, где стих

Не наследіл бы стоп своих.

Но тематмеский исток

Мне даст олодный сверхвосток:

От nepeBaJOB Эвота

Течет он CJOBOM мерзлота.

И.

Где Тында,иль Туман бежит,

Ольдой, Сшип и Муртегит—

Падь Конссая, где Имачи

Журчат—Еипящие Ключи—

Зимой и ле^ом, ночью, днем,

И по цветам и подо льдом

(Не так ли, сердце, бьешься ты?),

Іде в толще серой мерзлоты,

Как меж тоскливых серых туч,

Мерцает ог/стелый луч

(Невзрачна мерзлота на вид,

Но дар Мвдаса в ней сокрыт!)—

Там, вдоль ущелья, по горам

Взнестися вверх намерен БАМ.

Поет пила, звенит топор,

Рвут аммоналом косогор.

Меж звуковых зеркал зовет

Аврально поработать слет.

И стон тайги замолк с тех пор,

Как загремел фаланги хор.

Той песне боевой, смущен

Внимает мирный орочен.

Песнь фаланги, вся строфа повторяется в конце.

Поет пила, звенит топор,

Рвут аммоналом косогор.

И гул технических чудес

Таинственный наполнил лес.

Но жизни шумом удручен

В горах укрылся орочен.

III.

В молве людской давно поблек,

Полузабыт стюит Восток.

Та первозданная страна.

Здесь все совсем наоборот,

Здесь все по своему живет.

Здесь на возвышенных хребтах

Затишье, но долинный прах

Разносится по ветру. Здесь

Диковин всех не перечесть.

На дне широких котловин

Копится холод. Ни один

Ветр отепляющий сюда

Не проникает никогда—

Ко дну воздушных сих озер,

Замерзших меж окрестных гор,

Себе дороги не найдет

И не пробьет воздушный лед.

Весной обычный ледоход

Хрустальный не вскрывает свод,

Но все победней и звончей

Бежит по наледям ручей.

Здесь все совсем наоборот,

Здесь все по-своему живет.

Не встретишь здесь ни кротовин,

Ни нор мышиных. Сам один

Скитаешься в чаще лесной,

Не видя ни души живой.

В тайге не слышен птичий грай.

Печален и суров тот край.

Грустна, безлюдна и бедна

Золотоносная страна.

Без жизни сланцы древних свит,

Трухлявы гнейс и сиенит.

Іранит, как дерево, гниет,

И лес пускает корни в лед.

Но ослепительно красив

Метаморфический массив.

Сам не поймешь, чему здесь рад,

Что строит мысли новый лад,

О чем здесь сердце вновь поет,

Куда душа направит взлет.

Прильнула к серым берегам?

— Нет, ве хий и гнилой гранит

Под наледло речной лежит.

Парчи ль серебряный узор

Покрыл отэоги местных гор?—

Иль склон срутой из серебра

Чеканит зимняя пора?

Константиюпольских владык

Не пышныі пурпура ль язык?

Быть можег, византийский двор

Сюда сокрплся в древний бор?—

Но нет, не думай о былом.

Померк Цаэь-град перед стволом.

Здесь лиственниц склоненных ряд

Священные пурпуром объят.

Не купол то Софии, нет,

Но, облачегный в снег и свет,

Парит сиякщий Фавор

Над цепью Гукурингрских гор.

Дорогая Тиіа, я сегодня ночью сварил для испытания агара крем, куда положил ячменного кофе, и жалко, что не могу дать тебе попробовать, что у меня получилось. Думаю, тебе было бы интересно заняться подобными опытами. Поручаю тебе поцеловать от меня маму, Васю, Киру, Олю и маленького и кланяйся бабушке, Наташе и Ан. Ф. Напиши, прошли ли у тебя головные боли. Скажи мамочке, что коробочка для нее сделанная, хранится у меня, а ящик, в котором была коллекция, посланная вам, не имеет с ней ничего общего, хотя был сделан человеком, что сделал и коробочку. Учат ли вас в школе рисовать и, если да, то что именно вы рисуете. Было бы очень хорошо, если бы ты понемножку рисовала сама. Я просил в одном из писем, кажется Олю или Мика, прислать мне в письме несколько рисовальных перьев. Мое, единственное какое смог достать, так истрепалось, что работать им не могу, а потому и не зарисовываю водоросли. А мне хотелось бы дать возможность послать вам альбом соловецких водорослей. М. б. тебе он сейчас и не интересен, но, надеюсь, когда‑нибудь впоследствии ты обратишь на него внимание свое. Напиши мне, как живет маленький и возишься ли ты с ним. Теперь он должен стать самым занятным, т. к. вероятно скоро начнет пытаться издавать членораздельные звуки (спроси у мамочки, какие звуки называются членораздельными). Крепко целую свою дорогую дочку.

Дорогой Олень, не имея сейчас ни времени, ни места для писания, хочу только черкнуть дві слова о том, что целую тебя и жду письма. Стараешься ли ты читать на ин. языке, особенно по–английски, чтобы практиковаться. Вероятно, в связи с предстоящим юбилеем Дикенса[2421] будет легко достать какую нибудь из его вещей. Они читаются легки Еще раз целую.