Письма с Дальнего Востока и Соловков

Кроме наблюдений мы читали ліекции и вели беседы — разных степеней трудности, для рабючих и для инженерного состава, —главном образом по мерзлоте; всего прочитано 7 лекций и проведенс 5 бесед. В дороге же была написана общедоступная лекция о мерзлоте для передачи по радио; и теперь ее, вероятно, уже всзвещают по всем нашим уголкам.

Смотрели, кік добывают золото—скучное занятие, набрали из тех же шурфов ископаемое дерево и торф, погребенные тысячи лет тому назад речными наносами, но до сих пор свежие, как будто попали туда прошлым летом. Это интереснее золота. Явления мерзлоты чрезвычайно интересны. He видя их трудно представить себе их возможность. Поверхность рек, промерзших до лна, вся в буграх, неровностях, трещинах, попадаются целые холмы из льда. У нас, например в Посаде, ничего подобного не встретишь. Лед — разных цветов: синий на перевале, где вода особенно чиста, бирюзовый ниже, еще ниже— аквамариновый, ѵіестами изумрудный. В некоторых случаях из трещин на вершине ледяного холма бьет вода, правда невысоко, но все таки бьет ключом.

Среди леса встречаются холмы, на которых деревья наклонены во все стороны; холмы эти вздымаются иногда быстро, пухнут, как громадные ледяные нарывы. А во льдах встречаются пустоты, пещеры, ходы.

Деревья здесь вообще редко бывают прямые: все наклонены к югу. И ствол их сильно разрастается к югу, также как и крона. Все это мне хочется описать в поэме [2145].

Здесь все совсем на оборот,

Здесь все по–своему живет

говорит сосланный грузин ороченскому мальчику—наблюдателю мерзлоты.

Ho все сурово, пустынно и дико. Полное безлюдие, если не считать лагерников, работающих на трассе.

Не встретишь здесь ни кротовин

Ни нор мышиных. Ты один

Скитаешься в тайге пустой

Не видя ни души живой.

В тайге не слышен птичий грай

Печален и суров тот край.

Пуста, безлюдна и бедна

Золотоносная страна.

Как дерево гниет гранит

В дресву безсильную разбит,

Но корням лиственниц упор

Не даст промерзший косогор.

Приведу тебе несколько стихов из щчала:

Где Тында, иль Туман, бежит,

Селип, Ольдой и Муртегит—

Падь Конская, где Ивачи

Журчат — Кипящие Ключи

Зимой и летом, ночью, днем

И по траве и подо льдом

(Так бьешься, сердце, верно ты!),

Где в недрах серой мерзлоты,

Как меж тоскливых тусклых туч.

Мерцает огустелый луч

(Невзрачна мерзлота на вид,

Но дар Мидасов в ней разлит),

По ороченским там тропам

Взнестись наверх намерен БАМ.

Поет пила, звенит топор,

Рвут аммоналом косогор.

Меж звуковых зеркал зовет

Аврально поработать слет.

Безмолвье скрылося с тех пор —

Звучит в тайге фаланги хор:

«Лов рыбки в мутной ты воде

Оставь, захватчик КВД:

Ольдоя струями дано

Ущелие под полотно.

«Удвоенным путем на БАМ

Грозить сумеем мы врагам.

Спеши ж не вдвое, в много раз,

Чтоб путь двойной закончит ь враз».

Поет пила, звенит топор.

Рвут аммоналом косогор.

Фаланги песнью звучен лес.

Идут врагу наперерез.

Но шумом жизни удручен

В тайге сокрылся орочен.

Чтобы забавить вас, моя дорогая, привел несколько отрывков из того, что я пишу урывками. Мику вероятно будет интересна история ороченского мальчика, мечтателя и наблюдателя природы, который встретился с заключенным грузином, наслушался от него рассказов о Кавк: азе, придумал наледную теорию вулканов (это моя теория), ищет с кем посоветоваться и попадает к нам на ОМС. Вот его первые впечатления:

Как эльф порхает меж воров

Кудрявый Коленьіа Быков:

Дощечку ищет с давних пор,

Чтоб укрепить на ней мотор.

В лазури ль места не нашел

Кирилл, что прямэ в комсомол

Спустился. И огромный взор

Ілядит на неприбранный двор

Печалью тайною гомим.

Так многокрылый Серафим

Лежит, падением разбит,

Но песнь небесная звучит.

Мальчик остается на ОМС, учится и делается исследователем.

Ты пишешь, что готовишься к приезду. Необходимо, чтобы я получил оффициальное * уведомление о том, что он разрешен и прислал вам соответствующее разрешение. А то может быть задержка в дороге. Поэтому без разрешения не вздумайте выезжать.

Сейчас снег стаял, и начались — обычные для края — пожары в тайге и на марях. Когда едешь на лошадях или по железной дороге, то все время попадаются пылающие участки. А из станции видны днем столбы дыма и даже огонь по разным направлениям. Все слишком сухо и воспламеняется от искры из паровоза, случайной спички, костра и т. д. Небо в дыму, воздух наполнен гарью. Лед наледей быстро тает, а местами, где был потоньше, от него уже не осталось мокрых пятен.

Спрашиваешь, что мне прислать. Повторяю, если будет оказия, пришли рубашку и карандаши, если же не будет оказии, то не присылай ничего, привезешь сама. У меня все есть, а если чего не будет, получу казенное.

При путешествии по нашим, т. е. лагерным пунктам, всюду попадаешь, как будто тебя ждали. Устраиваешься в юрте на метеорологической станции, встречаешь какого‑нибудь знакомого или знакомого знакомого. Встречают приветливо, по так называемому здесь «аттестату», получаешь еду, хлеб. В общем для нас условия путешествия неизмеримо удобнее, чем для свободных. He имея же связи с лагерем в здешнем краю пришлось бы погибнуть, без крова и пищи.