Письма с фронта. 1914–1917

вчера был у меня большой праздник – получил от тебя сразу три письма. Погода вечером была дивная: тихий догорающий день в горах с удивительной игрой света на вершинах и склонах, с журчанием ручья вдали… Я только что отправил запрос командиру нестр[оевой] роты и требование явиться ко мне начальнику хоз[яйственной] части и начал бродить взад-вперед по тропинке, то любуясь природой, то продумывая, как я буду пробирать провинившихся… Второе скоро улеглось, но природа долго еще тянула к себе и путем сложной связи дотянула до вас… и я тихо-тихо шагал по тропинке и думал о вас до мелочей, до самых крошечных подробностей… Пришел нач[альник] хоз[яйственной] части и вывернулся довольно благополучно, а главное, еще до его прихода привезли людям хлеб, а лошадям – овес. Потом появился тюк писем – моя идея, которая начинает хорошо налаживаться – и я пошел наблюдать, как их будут сортировать для отправки по ротам. Пришла целая уйма, в среднем около 150 на роту или команду, т. е. почти 3 т[ысячи]. Уже разбор приходил к концу, как вдруг мне офицер дал одно, скоро последовало второе и третье. Первое было от папы от 6 августа, т. е. меня оно отыскало на четвертый месяц; в нем папа между прочим поздравлял меня с боевым крещением по поводу дела у Городка 4 августа. С тех пор пережито так много, и строки папы звучали чем-то очень далеким, значительно позабытым. Твои письма за № 60 и 61 от 3 и 5 ноября – это ведь совсем недавно. Первое ты писала, когда я с полком вел первый серьезный бой, борясь против значительного и горячо напиравшего противника; тогда я и потерял много.

Ты, по-видимому, пикирована, что не находишь меня в числе награжденных, но меня и награждать-то очень трудно: из орденов мне остается Владимир 3 ст., и я к нему (с мечами) был представлен еще в начале августа; и почему об этом нет еще, я не знаю; затем я был представлен и в генералы, и уже к Станиславской ленте, и к Георгиевскому оружию, но пройдет ли это? Дать мне генерала – это сделать прыжок человек на 200 и всё по головам Ген. штаба, а это не позволяется; да и не было случаев, чтобы в генералы производили начальников штаба. Такова моя линия, и из нее не выскочишь. Ну, да это все дело пустое, и мне, напр[имер], приходилось с ген[ералом] Павловым говорить об этом официально. Застопорилось дело с моей одной наградой по формальным данным, и когда представление вернуто было обратно, я разозлился и сказал начальнику див[изии], что мне никаких наград не нужно, я служу не из-за наград… Нач[альник] дивизии меня успокоил и сказал, что задет он и что поправлять дело он должен… Все это пустяки, и что ни делается, делается к лучшему; получишь генерала и полком не покомандуешь, как следует, а это нужно и интересно. Скоро приму хоз[яйственную] часть, а с этим и весь полк. С офицерами познакомился достаточно, прочитал им некоторые места из твоих писем, и они, видимо, были очень довольны.

Собираюсь идти Богу молиться. Теперь буду от тебя получать письма систематично. Если бы ты прислала мне солдатскую шинель, это было бы хорошо; на мне очень короткая, а более длинных нет. Будет широкая, переделаем. Пиши о детках, что они, как идут вперед? Как девка? Длинна ли коса? Крепко вас всех обнимаю, целую и благословляю.

Ваш муж и отец Андрей.

Стрельбиче, 22 ноября 1914 г. (Возле старого Самбора)

Дорогой мой Женюрок!

Сразу от тебя прорвались письма от всяких месяцев: вчера – 1, позавчера – 4, раньше – 3 с папиным… Я как сыр в масле катаюсь, переживаю, смеюсь и делюсь впечатлениями… Осипа, конечно, посылай сюда, направляй его на Самбор, а там он уже меня найдет. Неудобно, что он во время войны проводит время в долгом отпуску. Если я буду утвержден командиром полка, то твоя телеграмма в Екатеринославль на имя старшей дамы Машуковой (жены подполковника; адрес: Екатеринославль, Соборная площадь) будет очень кстати, а если еще не буду утвержден, то надо подождать.

Сейчас у нас было затишье, и вообще кругом как-то неясно… что, как, отчего. У нас только есть примета: если в газетах молчат или неясность, то где-то у нас небольшой кризис… серьезного теперь, конечно, уже ничего не может быть, но все-таки дело затягивается… Пишу это письмо наскорях… в санях ждет тот, с кем посылаю; мы все норовим с оказией. Пиши про деток: как Генюша учится, хорошо ли читает, как Кирилка, какая коса у дочки и т. п. Меня уже и здесь представляют к награде за 3 ноября, когда полк выдержал главный натиск, да только награждать-то меня нечем.

Крепко обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.

Явора, 26 ноября 1914 г.

Дорогой мой Женюрок!