Письма с Соломоновых островов

Хижина, предоставленная нам вождем деревни, оказалась великолепной. В ней стояло несколько коек, имелся огромный овальный очаг для приготовления ямса, другой поменьше, для повседневных нужд, несколько каморок для пищевых продуктов и личных вещей. К хижине примыкала крытая веранда. Полы выстланы толстыми циновками, сплетенными из пандануса. Мы удобнд разместились, хотя для Анджея временно пришлось установить палатку, так как в хижине надо было сделать перегородки, чтобы устроить несколько отдельных комнатушек.

Вечером я надела купальный костюм и побежала через пляж в лагуну. В воде барахталось свыше десятка девушек, которые схватили меня и вовлекли в водоворот своих игр. Они обращались со мной, разумеется, очень деликатно, по при этом не преминули стянуть с меня бикини. Девушки окружили меня венцом смуглых тел, блестевших в воде словно черный бархат. Вскоре круг сомкнулся теснее, ладони девушек легли на бедра, ноги слегка согнулись в коленях, а торсы несколько откинулись назад. В каком-то странном ритме, который трудно назвать песней или тихими причитаниями, мои подруги начали проделывать удивительные движения. В их ритмично покачивавшихся телах было столько любовного влечения, что, казалось, их обуяло коллективное желание продемонстрировать мне самые нежные, интимные ласки.

Не знаю, как долго продолжалось бы все это, но тут раздались громкие возгласы. Как оказалось, к нам подкрадывался Анджей с фотоаппаратом в руках, а за ним следовало несколько юношей. Мы, как по команде, бросились в воду, но мой купальный костюм остался лежать на песке и попал бы в руки непрошеных гостей, если бы не находчивость одной из девушек. Выскочив с криком из воды, она осыпала Анджея коралловым песком и, схватив бикини, благополучно вернулась к нам. Надев костюм, я спокойно вышла из воды. Анджей не мог сладить со своей фотовспышкой и остался на пляже, а девушки — каждая со своим юношей — исчезли в зарослях, которые вскоре окутал мрак тропической ночи.

Дома, едва успев скинуть влажный купальный костюм, надеть теплое кимоно и зажечь керосиновую лампу, я услышала деликатное покашливание за стеной, а затем стук в дверь. Когда я открыла, вошел Анджей и сразу же начал сетовать, что потерял великолепный случай сфотографировать ставший теперь очень редким танец кукуйя только потому, что в фотовспышке не оказалось батарейки.

— Подумай только, Аня, — сказал он, — ты исполняла вместе с девушками очень старинный танец плодовитости, который сохранился как один из пережитков древней культуры Соломоновых островов, кажется, лишь на Санта-Ане и Санта-Каталине, и то только потому, что на первом из этих островков лишь недавно была учреждена миссия, а на втором никто никогда еще не пытался обращать жителей в христианство; ведь ты хорошо знаешь, что миссионеры жестоко преследуют такого рода танцы, считая их развратными.

Из литературы о Соломоновых островах я, конечно, знала, что танец плодовитости когда-то бытовал здесь, но теперь во многих местах упразднен и забыт, и только в очень редких случаях его можно увидеть еще на маленьких островках. Но я не могла даже допустить мысли, чтобы девушки на Ова-Рики приветствовали меня таким старинным танцем. Это было очень лестным для меня доказательством их большого доверия и доброжелательности. Я не удивилась, что кукуйя так взбудоражил Анджея, но не преминула тем не менее сделать ему замечание. Нечего подглядывать за купающимися девушками, особенно если среди них нахожусь я!

Ова-Рики недаром называют «Маленьким островом»: его площадь не превышает пяти квадратных километров. Островок холмист, самая высокая точка на восточном берегу достигает ста метров. Он сплошь покрыт лесом, доходящим почти до самого моря. Северо-западное побережье островка несколько приподнято. Здесь находятся два селения: Токоре с пятнадцатью жилыми хижинами и одним обыкновенным домом лодок, а в полукилометре от него — Мамако, в котором насчитывается тридцать пять хижин, один дом ритуальных и один обыкновенных лодок. Ова-Рики постепенно погружается в океан. После каждого землетрясения он опускается в море на несколько десятков сантиметров, тогда как соседний островок — Ова-Раха почти па столько же поднимается над поверхностью воды. Мне рассказывали о страшном землетрясении, происшедшем в 1931 году, когда волны высотой в несколько этажей обрушились на остров и проникли в глубь суши, вырывая с корнем столетние деревья, уничтожая хижины и огороды, смывая в море поломанные лодки, запасы продовольствия и все, что уже было ими ранее уничтожено. Жители Ова-Рики уцелели только потому, что толчки, вначале слабые, начались в полдень, когда псе были на огородах и успели спастись бегством на возвышенности. Последнее землетрясение, которое я пережила на Улаве, существенно отразилось на Ова-Рики. Вспененные волны вновь уничтожили хижины, унесли в море свиней и все запасы продовольствия, вырвали из земли много кокосовых пальм и фруктовых деревьев, а сам остров еще на полметра погрузился в воду.