Письма с войны

Вчерашний день я потратил на поиски своего большого багажа, который при транспортировке попал в другие отделения. После этого, валясь с ног от усталости и обливаясь потом, я вселился с полным багажом в свой барак и был счастлив, что обзавелся хоть каким-то надежным кусочком «родины». Мы находимся в пятидесяти метрах от линии прилива в деревянном бараке, крыша которого едва выступает над землей, вернее, над песком, во всяком случае, выглядывая из окна, я вижу широкое красивое море и рисую в своем воображении где-то далеко Англию; слева и справа от меня возвышаются дюны, поросшие высокими, гнущимися долу травами, а позади нас, в маленьком лесочке, в тени больших деревьев стоят великолепные, помпезные публичные дома из камня, обставленные с большим вкусом, с роскошными кроватями, которые можно увидеть издали через окно… но, к сожалению, вся территория заминирована, так что поход туда с целью «взять на время» какое-нибудь покрывало или дорогое клубное кресло сопряжен с опасностью для жизни. Местность позади нас вообще вся заминирована, и справа тоже, в общем, остается только одна асфальтовая дорога, пролегающая через лесок и поселок, — единственная возможность избежать эту мышеловку; маленькая уютная пивная с ее одиозной хозяйкой, стирающей нам белье, расположена на свободной от мин территории неподалеку от нас, здесь же находится и наша столовая, каждый день в обед на очень хорошенькой маленькой повозке, в которую запряжен ослик, нам привозят еду; нам наш пункт разрешается покидать только в случае письменного приказа. Служба вполне сносная, я целый день сижу в помещении у телефона, иногда бегаю по песку туда и сюда между бараками. Ночью мы сидим здесь либо до трех или от трех, зато потом можем всласть подремать до девяти утра, так что можно выдержать; конечно, все относительно, работы здесь тоже хоть отбавляй, собственно, телефон не замолкает ни на минуту, и все же это не идет ни в какое сравнение с идиотской службой на нашей последней позиции; время здесь проходит очень быстро, и это самое важное. […]

Я очень рад, что взял с собой много книг, и прежде всего толстенный том «Дневников» Кьеркегора, читая который я забываюсь, если, конечно, в комнате тихо. Я счастлив, что могу читать. Ежедневно четыре раза в день я еду два километра на велосипеде до канцелярии, чтобы доставить к нам приказы, а вечером почту, в этом случае мне разрешено покидать мышеловку; по дороге мне попадается разный народ, в основном штатские, люди без униформы. Думаю, со временем тут тоже можно наладить приобретение масла, если только Альфред вышлет мне кредитные талоны; с обменом денег мне не повезло; в Маастрихте не представилась такая возможность, а в саму Францию больше не разрешается ввозить немецкую валюту; на мое счастье, у меня еще оставалось сорок марок Йозефа Маркарда[115], но отличное, качественное масло опять подорожало, как я слышал. Во всяком случае, я могу послать — если ты считаешь, что погода позволяет это сделать, — немного масла тебе и матери; ты действительно считаешь, что по такой погоде это возможно? Сообщи мне. У нас безумно жарко. Было бы прекрасно послать тебе посылочку. […]

До сих пор здесь очень тихо, и я радовался, что смогу написать тебе большое, хорошее письмо, но тут в комнату вваливается целая свора хохочущих, орущих унтер-офицеров и делает жизнь совершенно невыносимой, это просто ужасно.

[…]

* * *

На канале, 19 июля 1943 г.

[…]

Сегодня впервые у меня нашлось время почитать «Дневники» Кьеркегора, которые я захватил из дому. Уж очень интересовало меня предисловие Хэкера; «интересовало» — какое дурацкое слово, я действительно хотел прочитать его и лишь дожидался спокойного часа, когда такие работы только и можно читать, этот час настал лишь сегодня. Я просто потрясен глубиной и абсолютностью образа мыслей этого истинного христианина, страстного человека, гения христианства. Знаешь, мне очень хочется на каждой стене нашего бункера написать большими красными буквами изречение святой Терезы: «Не спите, не спите, потому что нет мира на земле!» Ведь опасность заснуть действительно велика, и в первую очередь здесь, где так много «дел». Ах, эти до смешного, как их называют, важные дела и вправду занимают целый день. Но вот чего мне страстно хочется, так это учиться!

Неплохо бы и тебе почитать Кьеркегора. Это человек, который, по моему мнению, разделался с протестантизмом как философ, человек и художник. До невероятия великий человек; по своей значимости и неизвестности он сродни Фердинанду Эбнеру и Георгу Траклю, которых тоже «никто не знает», но которые принадлежат к великим мира сего. Быть может, всем людям, желающим и могущим познакомиться с ним, мешает война. Ах нет, я не грущу, после войны я буду работать, работать…

Только иногда мне кажется, что я буду стар для этого, слишком стар по годам и в силу лежащего на мне бремени… но Бог мне поможет…