Письма с Земли

Поразмыслите над этими словами. Вопреки всем нашим традициям мы затеваем теперь несправедливую и подлую войну, войну против беспомощного народа, войну, чья цель – гнусный грабеж. Вначале наши сограждане, сохраняя верность тем принципам, в которых они были воспитаны, выступали против нее. Но теперь они отступились от них и требуют совсем иного. Чем же вызвана эта перемена? Всего лишь ловким ходом политика – звонкой фразой, зажигательной фразой, от которой закружились их не способные к критическим размышлениям головы: «Наша страна и в правом и в неправом!« Пустая фраза, глупая фраза. Но ее печатала каждая газета, она гремела с церковных кафедр, старший инспектор департамента народного образования приказал повесить этот лозунг в каждой школе, военное министерство начертало ее на государственном флаге. И каждый человек, который выкрикивал ее недостаточно громко или просто молчал, объявлялся предателем – патриотами считались только те, кто вопил. Чтобы считаться патриотом, надо было непрерывно твердить: «Моя страна и в правом и в неправом» и требовать этой малой войны. Но неужели вы не заметили, что фраза эта оскорбительна для всей нации?

Ибо кто является «страной» при республике? Правительство, в данную минуту стоящее у власти? Но ведь правительство – это только слуга, временный слуга, и ему не дано решать, какой путь правый, а какой неправый, кто патриот, а кто нет. Оно обязано подчиняться указаниям, а не давать их. Так что же все-таки «страна»? Газеты? Церковь? Школьные инспектора? Но ведь все они – только незначительная часть страны, а вовсе не она вся; не им принадлежит власть, им принадлежит лишь ничтожная доля этой власти. Их приходится по одному на тысячу, и власть принадлежит именно этим тысячам; именно эти тысячи должны решать, какой путь правый, а какой – неправый; именно они должны решать, кто патриот, а кто – нет.

Кто же эти тысячи? Другими словами, кто же составляет «страну»? При монархии страна – это монарх и его семья, при республике – это голос народа. Каждый из вас должен говорить сам за себя, от своего имени и на свою ответственность. И это – великая и святая ответственность, от нее нельзя легкомысленно отмахнуться, поддавшись запугиванию со стороны церкви, газет, правительства или чарам пустой фразы политикана. Каждый сам должен решить для себя, какой путь правый, а какой – неправый, что патриотично, а что нет. Нельзя уклониться от выполнения этого долга и остаться человеком. А выбрать путь против внутреннего убеждения – значит стать подлейшим и бессовестнейшим предателем и по отношению к самому себе и по отношению к своей стране, как бы ни называли тебя люди. Если ты один, вопреки всей нации, выбрал какой-то путь, считая, что путь этот – правый, значит, ты исполнил свой долг и по отношению к себе и по отношению к своей стране – и держи голову высоко! Тебе нечего стыдиться.

Только когда опасность грозит самому существованию республики, человек должен поддерживать свое правительство, даже если оно неправо. Но только в этом случае.

Существованию нашей республики не грозит никакая опасность. И нация продала свою честь за звонкую фразу. Она перерубила надежный якорный канат и плывет по воле волн, отдав свой штурвал в руки пиратов. Глупая фраза нуждалась в подкреплении, и она обрела достойную пару: «Даже если эта война несправедлива, мы ее уже начали и должны довести до конца: прекратить ее – значит покрыть себя бесчестием». Право, никакой громила не мог бы сказать лучше. Мы не можем прекратить гнусную грабительскую экспедицию потому, что заключить мир с этим маленьким народом, требующим только одного – сохранения своей независимости, – значит покрыть себя бесчестием. Вы забыли изречение Адама – вспомните его, хорошенько над ним поразмыслите. Он сказал: «Бесславный мир лучше бесчестной войны».

Вы посеяли семена, и они дадут всходы.

…Но спасти Великую республику оказалось невозможным. Она прогнила до самой сердцевины. Жажда захватов давным-давно сделала свое черное дело; топча беспомощных чужеземцев, республика, естественно, научилась с вялым равнодушием смотреть на попрание прав своих собственных граждан; толпы, рукоплескавшие подавлению чужих свобод, дожили до дня, когда им самим пришлось расплачиваться за эту ошибку. Правительство окончательно попало в руки сверхбогачей и их прихлебателей; избирательное право превратилось в простую машину, и они вертели им как хотели. Торгашеский дух заменил мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана. Плутократы, которые вначале только с великой пышностью принимали аристократов из соседних стран и покупали их для своих дочерей, с течением времени сами возжаждали наследственных титулов. Возникло все усиливающееся тяготение к монархическому строю. Сначала об этом говорили шепотом, потом – в полный голос.