Письма С

Монах проворчал что-то едко-неразборчивое и молодняк-дядя стушевался. Перебежками добрались до складской пристройки, затем обошли церквушку, остановились под готическими окнами апсиды. Теперь уже Алексей сцепил руки, прислонился спиной к стене и прошептал:

— Давай, только тихо.

Придерживаясь за стену и плечи парней, Андрей дотянулся до решётки на окне и подтянулся. Десяток секунд повисел, глянул вниз — Монах уже подставил ладони для опоры — и слез. На его лице гуляла яркая краска, а губы растянулись в непонятной улыбке.

Вернулись тем же путём, прошли немного вдоль дороги и свернули во дворы. Солнце уже показалось из-за крыш домов, стали попадаться прохожие с пакетами продуктов — запасаются соками и энергетиками, пока не раскалились улицы. За спиной переливчато запели колокола. В воздухе начал растекаться запах нагревающегося асфальта и бетона. Трава, поддавшись обману искусственного лета, робко пробивалась сквозь покров прелых листьев и разнокалиберного мусора.

На площадке за сетчатым забором лениво и молча кидали друг другу пробитый мяч двое ребят. Завидев прохожих, переглянулись и бросились наперегонки к забору.

— Дяденьки, не найдётся мелочи?

Олег пошарил для вида и покачал головой: в кармане была лишь соцкарта и пачка сигарет.

— Хотя бы сигаретой угостите?

— Держи, — Монах протянул пачку, позволяя брать сколько угодно.

Шкеты взяли по несколько папирос и, расплываясь в довольных улыбках, побежали за барак с прислонёнными к нему спинками сборных кроватей, обрезками труб и прочим бытовым хламом.

— Дети — наше будущее, да? — Олег насмешливо посмотрел на профиль с горбатым носом, но лицо Монаха осталось восковым, даже не исказилось привычной недо-улыбкой.

— Даже больше, чем ты себе можешь представить, — ответил он лишь через пару минут, пройдя по узенькой дорожке и миновав шлагбаум.

Андрей вовсе съёжился, будто стал свидетелем родительской ссоры. И наверняка не знает, как вообще воспринимать эти две последние реплики.

Будка охранника пустовала. Кирпичные одноэтажные постройки, выстроившиеся по левую руку, щедро посыпали землю красной крошкой. Повсюду валялись пустые бутылки, целлофановые пакеты и целые посевы сигаретных окурков. У одной из дверей седая женщина в белом халате и чёрном резиновом переднике сидела на ободраном стуле и щурилась на солнце. Она как-то странно посмотрела на гостей: не то подозрительно-опасливо, не то брезгливо-недоумевающе. Однако на приветствие ответила кивком, открыла дверь и пропустила вперёд. В нос тут же ударил сладковато-приторный запах, прохлада сперва приятно пробежалась по коже, но вскоре стало зябко. Кафель пошатывался и хрустел под ногами старым раскрошившимся клеем. Монах уверенно прошёл по коридору до последней двери, толкнул плечом, не вынимая рук из карманов.

Олег вошёл в нужную дверь следующим и со смаком впился взглядом в лицо новичка, застывшего в проходе. Андрей вздрогнул, когда сзади его взяли за плечо и подвинули в сторону. Женщина встала у изголовья одной из стальных полок и любовно поправила русые волосы на лбу мальчишки лет десяти.

— Второй в этом месяце, — сказала женщина, погладила мальчика по бледно-жёлтой щеке и вышла.

— Угадай откуда, — Монах повернулся к двери.

— Не знаю...

Растерянно пробормотал новобранец и посмотрел на Олега в поисках поддержки. Тот остался безучастен.

— Из приюта, мимо которого мы проходили. И знаешь, что из всех отделений больницы буквально осталось только приёмное и морг? Аптеки всё больше заменяют любых врачей. Фармацевтов выпускается больше, чем терапевтов и хирургов вместе взятых. Ещё лет пять назад невостребованные тела отправлялись в медицинские институты. Сейчас трупы не пользуются спросом вообще. Некому на них тренироваться.

Вышли на свежий воздух. Глядя на бледное лицо с отупело-ошарашеным взглядом, Олег сам с собой поспорил, сколько часов дать «бойцу», чтобы тот окончательно сдулся.

Следующая остановка была у главной площади городка. Андрей притормозил у тонированной двери с несколькими яркими надписями и наклейкой, схематично изображающей женщину в зачёркнутом кружке, неуверенно посмотрел на парней, но всё же вошёл.

Клуб не пустовал. В приглушенном свете зала, у барной стойки и за столиками у стен Олег сходу насчитал десяток человек. Сели за угловым столиком. Монах расслабленно откинулся на спинку дивана и обратился к Андрею. Мягче обычного:

— Что видишь?

Взгляд исподлобья.

— Педиков вижу.

— Вон на того посмотри, что с барменом говорит. Сколько ему лет?

— А я... знаю? Лет двадцать.

— У противоположной стены видишь двоих?

— Ну да, совсем школьники.

Монах ненадолго замолчал.

— Хочешь ещё посидеть? Могу заказать выпить.

Олег прыснул, встал и вышел на улицу. Бледный и неестественно большой диск солнца уже висел над крышами домов в безоблачном небе.

Вышедший из заведения Монах подвёл раскисшего рекрута к другой двери, с голографической вывеской. Зелёный моргающий крест стал почти неразличим в дневном свете. — Что видишь?

— Дверь. Реклама.

— Мелкий шрифт прочитай, пожалуйста.

— «Противопоказано лицам до четырнадцати лет». И что?