Ив[ан] Пав[лович] сообщил мне, что Леонид все время пьет, — неужели? Видите Вы его? Не посоветуете ли специальную лечебницу для алкоголиков? Право же — это ужасно; меня не так пугает сама болезнь его, как возможность какой-либо ужасной истории на этой почве. Я читал, что его однажды били, и не могу не думать, что это может быть трижды и десять раз и что когда-нибудь его изувечат. Неужели, в минуты трезвые, его нельзя заразить этим страхом?
А Вы мне все еще — ни строки!
Буду надоедать Вам просьбами:
Во-первых: пошлите к празднику Максиму изданную Девриеном книгу художника Борисова «Среди самоедов».
Во-вторых — мне брюсовские переводы Метерлинка и Верлена.
Как хотелось бы получить от Вас письмо. Я тут хожу в гости. Вчера обедал у Ферри с президентом Аргентины — знай наших!
Президент — мужик умный и, должно быть, невыносимо богат, а Ферри — парень зажиточный. И — всё.
Здешние люди не весьма любезны, — из одного концерта я ушел, гонимый их вниманием.
Облазил все музеи, был в частных галереях, видел кучу интересного, — голова моя подобна лавке антиквария.
Знаю, что на Капри лежат четыре пакета книг, благодарю Вас!
Здесь чувствуешь себя ужасным невеждой.
Живем мы с Боткиными, они Вам кланяются, хороший народ! Вечера проводим вместе, гуляем тоже.
Вы получили «Голод» Леонида? Иван Павл[ович] уже получил, и на-днях я буду читать эту вещь. Ладыж[ников] пишет: «Хуже «Жизни человека» и нецензурно».
Крепко жму руку.
Собираюсь в сочельник на папскую службу — интересно!
В церкви св. Терезы оная святая изображена в мраморе Бернини и изображена в момент ее вознесения ко Христу — жениху. Нужно видеть, что это такое! С изумительной реальностью передан истеро-эротический припадок — некрасиво, но — сильно и неприлично! Прекрасно поставленная статуя на глазах всех верующих корчится в вожделении, кое церковь считает греховным…
Вообще — интересно здесь изумительно!
А Вы — там, в городе без солнца и воздуха. Хотя здесь солнце тоже, очевидно, бывает раз в месяц.
Жму руку.
В. В. ВЕРЕСАЕВУ
13 [26] декабря 1907, Рим.
Дорогой Викентий Викентьевич!
Елена известила меня, что Вы согласились редактировать литературную часть сборника — искренно рад! — спешу сообщить Вам о полной моей готовности помочь делу всем, чем могу.
Мой рассказ Вы получите к сроку, который будет указан Вами.
Вероятно, я пришлю еще маленький рассказ Даниловского «Поезд», еще не переведенный на русский язык, и рассказ Жеромского. Эти вещи переведет польский публицист с.-д. Бржозовский, живущий здесь, во Флоренции, редактировать переводы будет Луначарский.
Не следует ли просить Лунач[арского] об участии в сборнике? И не предложить ли того же Бржозовскому — это очень талантливый, очень знающий человек, он мог бы дать статью о новой польской литературе, которую мы знаем так плохо. Сообщите Ваше мнение по сему поводу.
Затем: я уверен, что в смысле материального успеха будет всего лучше, если сборник издаст «Знание», — если Вы с этим согласны—сообщите Ваш ответ, дабы я мог вступить в переговоры с Кон[стантином] Петровичем]. Впрочем — м. б., Вы возьмете это на себя? Так будет удобнее — сохранится время.
Для меня лично было бы очень важно не выходить даже и в этом случае из «Знания», но повторяю, что, на мой взгляд, это издательство может дать наибольшую прибыль, так что мой интерес сливается с общим, — я думаю.
Считаю нужным прибавить еще следующее: если будет решено издаваться у «Шиповника» — я отказываюсь от участия в сборнике, — после романа Сологуба «Творимая легенда» не считаю это издательство приличным.
Было бы хорошо пригласить из поэтов С. Городецкого— он, надеюсь, не с.-р.? — Тарасова и Рославлева — если Вы ничего не имеете против,
Из беллетристов — Ковальского, — этот, вероятно, согласится. А вообще я не знаю, кого можно приглашать, кого нельзя, — мне все люди кажутся сбитыми с толка, раздраженными и — сознательно или бессознательно — отпевающими революцию на разные голоса, но — с одинаковым усердием.
Пишу Вам об этом лишь потому, что Елена известила меня, будто Вас затрудняет выбор литераторов, — если она ввела меня в заблуждение — извините.
Может быть, мне удастся достать перевод одноактной пьесы одного молодого итальянца — здесь ею восторгаются, тема ее очень жива, а как она сделана — не знаю.
Я пришлю Вам, в свое время, все эти переводы, а если они не понравятся Вам или покажутся неуместными в сборнике — Вы их возвратите мне, — только и всего.
Елена не сообщила мне своего адреса — будьте добры послать ей прилагаемую записку, очень обяжете.
Мой же адрес — всегда Капри.
Жду ответа Вашего. Крепко жму руку и кланяюсь знакомым.
Да, Вы просите — говорит Елена — указать кого-либо из иностранных авторов.