Письма, телеграммы, надписи 1927-1936

Видеть и послушать Вас очень хочется, поверьте. Так странно вышло, я не встретился почти ни с кем из моих личных старых друзей. Вся эта поездка носила характер фантастический, и было в ней весьма много такого, что не могло не поразить меня. Сильно изменились люди за эти шесть лет. «Жить торопятся и чувствовать спешат» они так, как, наверное, еще никогда не торопились и не спешили. Не говорю о тех местах, где я не был лет 20–25, напр. — Н.-Новгород, но даже людей Крыма, где я жил лето 15 года, я рассматривал, как новых людей, — говорю о татарах.

Что наиболее поразило меня, так это активное, требовательное отношение к жизни, очень, на мой взгляд, возросшее за эти года. Возможно, разумеется, что видишь то, чего хочешь.

Не напишете ли Вы мне? Это было бы хорошо и очень бы обрадовало меня. А то я опасаюсь, что Вам неприятен факт моего путешествия «мимо» Вас, — невольного путешествия, как я уже сказал.

Будьте здоровы, А. М., всего доброго.

А. Пешков

26. X. 28.

Italia, Sorrento.

935 П. X. МАКСИМОВУ

28 октября 1928, Сорренто.

Вы поняли меня неправильно.

Статьи для «Наших достижений» требуют максимума изобразительности и минимума диалогов. Описание вовсе не исключает художественной изобразительности, а в данном случае оно требует именно этого. Вероятно, уже вышел проспект журнала, и там, наверное, помещен очерк Ив. Вольного; ред[акционный] комитет признал этот очерк образцовым для статей по всем вопросам, кроме чисто научных. Может быть, и Вы признаете этот очерк, как — в некоторой степени — «руководство»? Но само собою разумеется, что он не должен стеснять Ваши поиски своей формы.

Нет никакой надобности вычеркивать из «Встречи» «страх», — Ваше право видеть вещи и явления так, как Вы видите их.

Ростовские ребята сами напомнили мне о Вас, сказав: «У Вас в Р[остове] есть старый знакомый Максимов». «Есть, но я видел его мельком, один раз». После этого они оказали мне про Вас немало лестного — и очень лестного — как о человеке и работнике. Вот и все. Фамилий их — не знаю, они пришли с группой москвичей из «Молодой гвардии» и «На лит[ератрном] посту».

Всего доброго.

А. Пешков

28. X. 28.

936 В. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО

30 октября 1928, Сорренто.

Дорогой и уважаемый

Владимир Иванович —

крепко жму Вашу руку — очень крепко! — и прошу Вас передать или прочитать юбилярам прилагаемую записку.

Простите, что опоздал поздравить Вас, Константина Сергеевича и всех сродников Ваших по 30-летней работе, которую, не обинуясь, искренно считаю великой работой.

Здоровья, бодрости духа Вам и всем.

А. Пешков

937 КОЛЛЕКТИВУ АРТИСТОВ МХАТ

30 октября 1928, Сорренто.

Дорогие юбиляры —

опоздал я поздравить вас, но не сетуйте на меня за это, ведь от этого не остыло чувство моего уважения к вам и моего изумления пред плодотворностью, пред неутомимостью вашего творчества.

Вероятно, вы уже слышали все, что следовало сказать вам и что, наверное, сказано — о историческом значении вашей реформаторской артистической работы, о том, как чудесно много сделано вами для русского искусства, о том, какой мощный толчок дали вы развитию театра в России, Европе, Америке, о том, что если ваше влияние на искусство сцены еще недостаточно заметно теперь, так это скажется со временем, когда Европа будет менее консервативна, — а этого, мне кажется, не долго ждать.

Я — не нахожу слов, достаточно красочных для того, чтоб передать в них чувство моего искреннейшего восхищения 30-летней работой вашей. Я — ссорился с вами о Достоевском? Это — мое право, так же, как ваше — сердиться на меня. Ссориться я — «всегда готов», — привычка! Но как бы и по какому бы поводу я ни разногласил с людями, я никогда не теряю моей способности ценить их работу, их заслуги пред народом. И, разумеется, я не забываю, не могу забыть того, как огромна и прекрасна ваша работа, сколько талантливых людей воспитано вами, как щедро обогатили вы свою страну прекрасными артистами. Вот историческая заслуга, которой вы имеете неотрицаемое, неоспоримое право гордиться так же, как и вашим личным артистическим творчеством.

Разрешите, старые товарищи, крепко пожать ваши руки и от всей души пожелать вам здоровья, а главное — бодрости духа.

М. Горький

Кстати: сообщаю вам незатейливый, но великолепный комплимент, полученный мною на-днях; автор комплимента — уралец, казак, кооператор:

«Был и в Художественном первом театре, сподобился. Эх, как играют, — настоящая жизнь — карикатура против них. На улицу вышел и себя не чувствую, как с крыши в погреб свалился».

Вот вам.

М. Г.

30. X. 28,

938 Н. А. СЕМАШКО

22 ноября 1928, Сорренто.

Дорогой Николай Александрович,