Письма узелковые: между любовью и литературой

По Ефрону и по Брокгаузу.

Заверчу

Цигаркой твое сознание

Поздним вечером.

Всё подкину монеткой в небо и всё прощу

Так доверчиво.

Словно женщина,

У которой – всё впереди,

Нет ни боли, ни расставания.

У любимого на груди

Спать – естественное желание.

Господи, как хочу

Соколом приникнуть к плечу

Святого Трифона!

Но рытвинами путь выстелен,

Морское дно – рифами

И сознание уже бурлит рифмами.

Выпустить их, как рыбе кишки,

Как на улицу – кошку –

Все терзания,

Вырастить в горшке кишмиш

Из горошины,

Из тюльпановой луковицы.

Впустить в себя ритм,

Чувствуя, как медовый профиль

Заменяется на анфас,

Как мир по полу деревянному катится

Оторвавшейся пуговицей.

Потом, как часики, и меня починят.

И единственное – без сомненья сейчас:

Отдаться музыке, как мужчине.

Жеманный взгляд,

Желанное послевкусье.

Жалейка стелется,

Как в Приэльбрусьи

По сочным травам, куда упала бы.

Теперь иначе все: под нами – палуба,

Над нами – серое,

Седое облако.

В твоих объятиях я точно сдохла бы.

Но жизнь отмерила

Иное качество:

Кому – затмение,

Кому – чудачество,

А нам – болезненна первопричина.

На лист альбомный налью штрихи,

На лист кленовый – тугие жилы

Навью.

Метелью музыка заворожила.

Преобразовывать всю музыку в стихи.

Отдаться музыке под мужчину.

И с наилучшими пожеланиями,

Пожалованиями, пожиманиями

Плечами, взгляд, как в бруствер:

Наименьшее неискусство,

Как лакрица – больным – на палочке дирижёра,

Как пшеница – голодным – в неурожайный год.

Как лошадке несущейся – шпоры, шоры.

И почувствовать, и прочувствовать Турандот,

Что влечется к принцу, сжимая губы,

В спину – ногти, по спине – кровавые ручейки.

Что стремится к принцу – как в руки бубен

И к запястьям наручники.

И по полу катятся, как арбузики,

Бусинки, бусики.

Отдаться мужчине, как музыке.

17–19 июля 2019 г.

Господь – мне

СВП, ушедшему прошлому

Всё, милая, ты наигралась

В эту любовь, затянувшуюся на годы,

Как сеть рыбацкая тянет траву морскую,

Как пряха серую нить – из комка льняного,

Выдалбливает дятел

Из жучков суету пустую.

Вы разные, вы другой породы

Друг другу. Покоя

Прими, как валерьяновых капель.

Устрицею вжималась

В его ладони,

Горячие,

Будто слезы декаданса.

Поэтому агония

В ритме сальсы.

Загостившаяся приживалка, падчерица

В собственной любви.

Покоя, говорю тебе, прими.

Он разрушает тебя, не понимаешь?

Жизнь вытекает березовым соком.

Он вылакал тебя всю,

Как мед, распятый на сотах,

Он выплакал тебя всю –

Этакий сюр –

Сплясал не на костях – на душе твоей, электричеством играющей, – в резиновых ботах.

В обратную сторону чужой попутчик.

В самое яблочко – лучник,

Без промаха маузер,

Солнечный лучик,

Превращающийся в лазерный.

Хвататься за отношения

Нет больше сил:

Не красная нить – линия магистральная.

Да, он хороший, он самый лучший,

Который почти убил.

Завершена сю-

ита.

Идея банальная:

Любовь, словно чашка, разбита.

Я изгоню его из твоей жизни,

Как жужжание мухи,

Затаившейся в августе – в избе – под глиняной крынкой,

Тополиный пух, труху – последствие саранчи –

Не путать с корой дубовой! –

Как бешеную корову,

Как пасквиль,

Ядерный удар по соседнему государству.

Не кисни.

Возьми и устрой по ушедшей любви поминки

С размахом.

Ты сама себе пряха?

Ты сама себе нить сучишь?

Не смеши.

Вселюдская игра

В царей и цариц природы…

А годы,

Как деревянные пароходы

По Волге

На кофейно-белых выцветших фотографиях,

Щепки в ручье, текущем из детства в марте,

Не существующая страна на карте,

Пульсирующая в гл'oтке ратафия,

В глотк'e – эпитафия.

Пространство искрится в полозьях дугокопыльных нарт,

Складывается в дрожащей руке, как веер для первого бала.

Где-то по горам Кавказским гарцуют нарты,

Смешивая прелюдию и азарт.

Какой смысл в лампочке без накала?

Отдайся Промыслу Моему

Я в руки бережно,

Как дитя новорожденное,

Тебя приму.

Видишь, Промысел Мой мягок,

Сахарной ватой сладок,

Земля под стопой тверда.

Он был – на тебе живой – мраморный памятник,

Он был – по тебе живой – Орда,

Что насилует, жилы тянет и жжет,

Уходя, вспарывает живот

И лжет, теплохладно лжет.

Он был тебе горшок пустой,

Врач в шестой,

Прививал не чувство вкуса –

Чувство вины,

Разводил в печи не огни –

Турусы.

Набылась Авелем,

Циклом Кальвина,

Стриженой Мальвиной,

Стрижами и Марианской впадиной,

Несостоявшейся Марининой Тарусой,

Ядовитой гадюкой и просто гадиной,

Гербарием нехранимым.

Было единственное мнение – его,

А твое – всегда неправильное.

И потребность – что пальто,

Молью изъеденное –

Пора избыть,

И вину – навязанную – забыть:

Не способна стать любимой

Не умеющему любить.

Ты уже навходилась в эту Реку, наплавалась, нахлебалась всласть,

До сытости, до икоты.

Вся твоя рыболовная снасть

Поделена на заботы

Раскатанной до поднебесья губой.

Лепила из глины себе человека,

Слепила – свистульку,

Козульку,

Незаполненную люльку.

Твой дом пуст.

Забудь навсегда эту Реку

С застывшей, гнилой водой.

Вот и завершилась затянувшаяся расплавленным сыром история.

А теперь… Ты слышишь?

Со всех чувств

Беги к своему Морю.

23 июля 2019 г.

Знаешь, как его вымаливала?

Знаешь, как его вымаливала?

Мышку из норки выманивала,

Музыку из клавиш выдавливала,

Тесто пельменное выдалбливала

О столешницу.

Тельца на аркане

Волокла,

Гоблина в пустом чулане

Кормила.

Домик строила из битого стекла,