Должно быть, именно желание оказаться снова в твоих объятиях, Диего, заставило меня пытаться выбраться из белых песков пустынного плена. Я бегал по холмам, падал и звал тебя, мой любимый, Диего. Мой голос терялся в тишине, но я не переставал повторять заветно имя, словно превратился в заезженную пластинку патефона.
Когда отчаяние почти полностью овладело моим сознанием, неожиданная боль возникла в моем левом глазу. И так же внезапно хлынул яркий, режущий свет. А потом были утраченные некогда звуки… урчание приборов, грохот каталок, писк, гомон за окном, детский смех, ветер, трепещущий жалюзи, дыхание человека над самым ухом.
Я не соображал, что происходило. Тем более стало непривычно снова дышать. Я кашлянул.
— Альентес, — испуганно произнес ты, Диего, наклоняясь ко мне.
Ты был рядом, какое облегчение…
— Э… ну… — я попытался выговорить слова, но голос меня не слушался.
Наконец, здоровый глаз привык к свету, и я смог посмотреть на тебя, мой любимый Диего. Как все же хорошо, что ты был рядом!
Даже сквозь пелену слепоты правого глаза, я смог разглядеть тот свет неистовой радости, который воспламенил тебя в момент, когда наши взгляды встретились.
— Ты очнулся!!! — завопил ты, бросаясь на меня.
— Да… Я долго был в отключке? День? Неделю?
— Шесть месяцев…
— Дольше, чем я планировал, — я попытался улыбнуться.
— Ты меня здорово напугал. Аль, ну какого хрена, ты не убежал? Я же говорил, что рванет! Ты мог бы успеть добраться до меня, а там бы я уже тебя защитил!!! Так какого!!??
— Не помню, — отделался я.
— Дурачок, ты меня так огорчил!!!
Я попытался двинуться, но меня словно опоясала боль. Неприятно! В пустыне мне было удивительно легко, а здесь я снова вынужден ощущать муку слабой плоти.
— Все тело ломит… — пожаловался я, мотая головой на подушке.
— Аль… Я должен сказать… — ты, Диего, вмиг помрачнел. Ты ведь никогда не умел скрывать чувства, поэтому я сразу догадался, что ты скрываешь нечто ужасное.
— Валяй… — нарочито равнодушно отозвался я.
— Ты сильно пострадал, — Диего, ты отчего-то замялся, не похоже на тебя всегда бойкого парня. Мои опасения стремительно оправдывались.
— Фатально? Не смогу ходить?
Меня, если честно мало волновало мое состояние.
— Нет, сможешь, когда… — ты снова опустил глаза и зачем-то нервно прикусил нижнюю губу.
— Ух, ясно, — кивнул я и попытался приподняться, но моя правая рука не слушалась, хотя я и ощущал ее жгучей тяжестью вплоть до кончиков каждого пальца.
— Аль, не шевелись, не надо! — обеспокоился мой Диего.
— Брось. У меня, что рука сломана? Так болит!
— Ээээ, ты ее чувствуешь?
— Ну, да… Естественно.
Ты, Диего, почему-то побледнел.
Я вновь повторил попытку подтянуться наверх, но уже с помощью ног. Однако и моя правая нога осталась безучастна к моим порывам. Стало так больно, что я даже невольно ойкнул.
— Аль, прошу, не надо… Твой бок еще не зажил.
Диего меня обнял и, чуть касаясь губами, поцеловал в шею.
— Сильно, значит, посекло, — протянул я в качестве вывода.
— Точно.
— Откинь одеяло, я хочу посмотреть.
— Нет, Аль, не сейчас.
— Давай, говорю. Я имею права знать.
— Ну, плохая идея. Потом.
— Не корми меня «потомами», сейчас, — я продолжал настаивать.
— Эх, — протянул ты, и на твоем лице пробежала тень сомнения, — Аль, послушай, сначала тебе будет сложно принять, но мы справимся, обещаю. Мы все сделаем, чтобы исправить последствия взрыва…
— Ты начал издалека, — оборвал я бережную речь Диего, — Я что инвалид? Калека? Мне оторвало ноги?
— Да… да… — ты, мой заботливый друг, в отчаяние спрятал лицо в руки. М-да. Тяжело тебе пришлось со мной. Седая, как лунь, голова лишь подтверждала мою правоту.
— Ясно…
— Твоя правая рука и нога… В общем, их больше нет.
— Нет? Что ж… бывает. Сильно?
— Рука да… даже часть ключицы вывернуло… А нога чуть выше колена…
— Что с боком?
— Ну… Уже все хорошо. Ткани удачно срослись с имплатами, поэтому бок сформировался нормально.
— Какие-то еще сюрпризы?
— Твои внутренности… в общем, кишечник пришлось восстанавливать, он сращен с искусственным заменителем стенок.
— Ясно, во мне тонна синтетических трубок, которые выполняют функцию моей прямой кишки, так?
— Как-то так…
— Последствия пыток…
— К сожалению. И еще…
— Неужели, мало? — я вымученно засмеялся.
— Аль… У тебя было заражение и… врачи удалили одно… ну…
— Мне отрезали мужские органы?
— Нет, не все! Только правое яйцо.
— Забавно.
Я вновь тихо засмеялся. Ты меня не понял и испугался.
— Альентес…
Диего, ты так искренне переживал, хотя, в общем-то, не было повода.
— Скажи, — прошептал я, — Ну и зачем я такой тебе нужен?
— Придурок! — ты склонился надо мной и нежно заключил мое лицо в свои большие ладони.
— Ответь…
— Я же люблю тебя. Даже, если это прекрасное лицо, — мое лицо оказалось в тисках нежных, но жадных до прикосновений пальцев, — Даже, если бы оно все было в шрамах, или изуродовано до неузнаваемости, да, я бы не посмотрел на такую мелочь… Я бы продолжал тебя любить.
— И ты готов жить с калекой? — мой тон стал серьезнее некуда.