Письма в пустоту (СИ)

Сегодня произошла смена парадигм в моем сознании. Я узнал столько всего нового!!!

На самом деле, было неприятно копаться во всей мало приличной информации, но, если отрешиться от напускного и внешнего, сопоставить с собой и образом Альентеса, то становится вполне приемлемо. Даже больше, я понимаю, что другого пути у нас нет, мне хорошо, когда я рядом с ним, остальное меня не волнует. Мужчина, воспылавший любовью к мужчине… Это про меня. Сколько я грехов вчера совершил? Прав ли я в своих чувствах? К черту! Я люблю и все остальное ерунда, суета сует!

Дальше я отправился в аптеку, накупил всего-всего, что нам потребуется.

Денег катастрофически не хватало, но я выложил все до последнего рубля. Я хочу, чтобы Алю было хорошо со мной. Пускай он лопочет, о том, что для него вчера ничего не значило. Как же! Он же не истукан. Я понимаю его, он боится, что опорочит меня, над ним довлеет его прошлое, но мне неважно. Его вины в произошедшем нет, он ничем себя не запятнал, и, учитывая ужасы его прежней жизни, я люблю его даже сильнее.

Он мой лучший друг и брат, я никогда от него не отрекусь.

После похода в аптеку, я вернулся домой и приготовил сытный обед. Я уже говорил, благодаря моей вкусной и полезной еде, Аль прибавил в весе и теперь выглядел, как нормальный человек, не умирающий от дистрофии! Все же приятно сознавать, я не бесполезен Альентесу.

Я так увлекся радостью по поводу обретения Аля вновь, что ненависть к Джорджу отступила на второй план. Нет, я не простил американца, поступившего столь ничтожно и жестоко с моим любимым другом, я выместил его за границы сознания. Сейчас мне было совершенно не до Акведука.

В моем теле поселилась легкость, зародившаяся на влажных простынях нашего с Альентесом любовного ложа. Легкость трепещущего сердца!

Под вечер пришел Аль. Он выглядел плохо, слишком подавлено.

— Мы уезжаем, — буркнул он, резко бросая билеты и деньги на кровать.

— Тебе сообщили?

— Естественно, не с потолка же я взял, — холодно заметил Аль.

— Ясно, — засмеялся я, — Пойдем пока поедим.

— Я не хочу.

— Аль! Так нельзя…

— Заткнись и собирай вещи.

— Не говори так со мной! — я насупился и поставил руки в бок.

Альентес не ответил, он лишь посмотрел на меня с плохо скрываемой досадой и, резко развернувшись, двинулся в ванную.

Щелчок замка ознаменовал наше отрешение друг от друга.

Я дулся.

И обижался до того момента, пока не услышал характерный шлепок, знаменующий удар кнута.

— Черт! — рявкнул я.

И снова мой слух ударил взмахнувший в воздухе хлыст.

— Аль, открой дверь! — заорал я, тарабаня в ванную.

Ноль реакции.

— А, ну открой! — не сдавался я, — Я ведь на хрен вынесу эту дверь! Альентес, впусти меня!!!

Но он не слушался.

Напрасно, я ведь не шутил. К тому же в состоянии аффекта, я способен на все, даже Эверест подвинуть. Зря что ли меня Рауль трактором зовет?!

Я одним рывком вынес дверь и ворвался в помещение ванной, душной от стоящего там пара.

Первым делом я вырубил кран с горячей водой, чтобы унять пар, и я смог дышать. Альентес стоял с кнутом в руках, сутана болталась у него на поясе, грозя вот-вот свалиться, а на его оголенной спине краснели два свежих рассечения. Один из них кровоточил, плача алыми слезами по нежной белой коже. Мне на секунду показалось, что это не раны от ударов кнута, а увечья от вырванных крыльев.

— Ты в своем уме?! — возмутился я, хватая Аля за плечи.

— В чем дело? — как ни в чем небывало спросил он.

— И где ты только кнут взял?! Ты же без него заходил…

— Тебе действительно важно знать? Он всегда со мной… Я обвязываю левое бедро.

— Олух царя небесного! — уже смягчившимся голосом выпалил я, — Аль, ну зачем ты так с собой? Бедная моя спинка, ну за что она страдает??

— Диего, ты такой… — Аль было усмехнулся, но тут же помрачнел, — Я виноват перед Учителем. Я действительно доказал свою никчемность и неблагодарность.

— Ты наказал себя из-за Игнасио?

— Не совсем так… — Альентес дернул головой, — Я наказал себя за омерзительную натуру. Я ненавижу это тело… ненавижу себя… Я ужасен и мерзок…

— Господи, Аль, — на выдохе вытянул я.

Мне стало больно и обидно, он не имел права так говорить о себе. Его вишневые глазки, оттопыренные ушки, волнующие губы, хрупкость и утонченность фигуры — как можно все это ненавидеть???

Я обнял Альентеса, закрывая руками рубцы на спине. Мои глаза болели при виде багрового безумия от самобичевания моего самого дорогого человека. Я принимал каждую его рану на себя.

— Аль, поверь, ты абсолютно вменяемый и нормальный парень, — начал я, — В тебе нет ничего омерзительного или отвратительного. Ты прекрасен…

— Угу, Джордж так же говорит, — тихо произнес Альентес, — И после ты скажешь, что это не бес вас путает?

— Я скажу, пускай и скрепя сердцем, что даже змей Акведука был вынужден признать непререкаемую истину! Хоть мне и неприятно, но я скажу, Джордж заметил твою чистоту, поэтому делай выводы! И хватит на себя наговаривать…

— Диего, ты так добр, — Аль чуть заметно усмехнулся. Но в этой улыбке заключалось больше печали, нежели веселья.

Я приподнял голову друга за подбородок.