Письма в пустоту

Джордж сидел возле окна в дорогом японском ресторане. Он вальяжно закинул ногу на ногу и курил Captain Black с ароматом ванили, при этом задумчиво потягивая саке. Мимо стеклянного окна, по совместительству играющего роль витрины, сновали толпы людей, усталых и утомленных извечными будничными проблемами. Гленорван взирал на людскую массу с неким добродушным презрением человека, волей судьбы освобожденного от роли офисного планктона.

В суетливом наполнении звуков ресторана приятной восточной мелодией зазвонил новенький телефон, явно недавно приобретенный Джорджем, причем с одной лишь целью — скрыться от назойливого преследования противоборствующего лагеря.

Американец неспешно отпил разгоряченное огнем и страстью повара саке, и поднял трубку. Его расслабленное лицо сделалось серьезным, от чего желваки, дернувшись, сразу напряглись.

— И что это за одноглазая дюймовочка меня пасет? — с насмешкой спросил Джордж вместо приветствия.

В трубке отозвались сбивчивым бормотанием.

— Ну, не знаю… Ассоциация такая возникла, какой-то мой убийца щуплый и жалкий. Мне ему посочувствовать захотелось, а не пулю в лоб всадить.

Собеседник взял слово. Гленорван слушал внимательно, изредка кивая головой.

— Как говоришь звать свалившуюся по мою душу розу? Альентес? Звучное имя.

Телефон прошипел.

— Смотрю, ты его не особо жалуешь. Хотя я не удивлен. В ордене всегда было полно ренегатов, и у каждого из них находилась тонна причин выдавать своих собратьев, но основной оставалась лишь одна — ревность. Видимо это побочный эффект вашего монашеского воспитания. Но ты, знаешь, — Гленорван хмыкнул, — В последнее время предателей среди роз все больше. Должно быть, королевство Добра дало трещину. Тревожный факт?

В трубке промолчали.

Джордж блеснул хитростью голубых глаз и заключил:

— Ну, думаю, столь ценную информацию ты не станешь передавать своим старикам, иначе возникнут неприятные вопросы.

Собеседник американца заверещал дерзостью.

— Так чего я должен бояться? — с невозмутимым видом осведомился Джордж, — Говоришь этот Альентес лучший боец? Воспитанник знаменитого Игнасио?

Из телефона донеслись угукающие звуки.

— Так это же замечательно! Мне уже доводилось работать с учениками вашего реинкарнировавшего Жиля Де Реца[1], и как видишь, я жив. Мне все равно, сильный этот мальчишка или нет, я не собираюсь с ним воевать…

Джордж улыбнулся, услышав, как замялся его собеседник.

— При всей исключительности воспитанников Игнасио, — продолжал он, — У них есть одно интересное сходство. Их души измучены, а сердца разбиты, что делает дух, при всей силе тела, очень слабым. Игнасио плодит на свет уродов, моральных калек, я удостоверился в этом столкнувшись с Пабло. Поэтому мне не составит труда убедить нашего одноглазого Джо, в том, что моя смерть излишня…

Собеседник поперхнулся и что-то отчаянно залепетал.

— У меня будет стимул доказать тебе обратное, — отозвался на реплику американец, — Я убедительно втолкую ему бессмысленность моего убийства, причем он поверит, что решил так сам. Вот увидишь, твой хваленный Альентес потерпит фиаско. Но… Я так полагаю, ты только обрадуешься его неудаче.

В трубке раздался звук, походивший больше на хрюканье.

— Хватит злорадствовать, брат святого ордена! — иронично отозвался Джордж, — Мне вот жаль мальчугана. Он показался таким потерянным, да и, наверное, неприятно лишаться глаза в столь юном возрасте.

В трубке недовольно пробурчали.

Джордж скривился:

— Вот те на, совсем вы розы озверели, детей-инвалидов на задания посылаете! Мои моральные принципы поколебались, мне же придется расправиться с ребенком! Как вам не стыдно, ставите меня в неловкое положение…

Собеседник смущенный столь завуалированной иронией американца поспешил распрощаться и положил трубку.

Гленорван едва заметно хихикнул. Он снова затянулся Captain Black, впадая в свою естественную задумчивость.

— Альентес, — произнес себе под нос американец, — Есть в тебе что-то необычное. Боюсь, ничего хорошего наша встреча нам обоим не принесет. Заранее прошу прощения, nothing personal.

Джордж утопил свой смех в глиняной стопке с саке.

Ему решительно было наплевать и на братство розенкрейцеров, и на ренегата, вызывающего лишь неприятное чувство презрения, и на Акведук. По жизни игрок, Джордж любил бросать вызов судьбе. Вот и сейчас его интересовал исключительно розенкрейцер, умело притаившийся на улице за ларьком с газетами и при этом неусыпно следящий за ним. Переиграть его — вот истинное наслаждение для потомка великого рода Гленорванов, ярых борцов с орденами святой церкви, как главными поработителями человечества и врагами прогресса. Не зря вся тайная организация называлась Акведук, символизируя своим именем функцию фильтра земли, предохраняющего ее от нечистот и закостенелостей, мешающих движению кристального потока познания.