«Письма Высоцкого» и другие репортажи на радио «Свобода»

А уж если я начал эти заметки стихами, то ими и закончу:
А я себе не изменял,
и мне не надо изменяться,
как тем, кто мир кривых зеркал
создал под льстивый шквал оваций.
Я говорю по мере сил
в неубывающей печали,
о чем и раньше говорил,
когда о том вокруг молчали.
Геройством это не зову,
так что геройством не клеймите.
Да, я так жил и так живу.
А вы живите — как хотите.

«Поверх барьеров» 13.09.89

Чтение третье. ЛУКАВЫЙ

Из цикла «Руины»

Он жил на длинном поводке,
приближенный талантом
в Москве — к диктаторской руке,
в Париже — к эмигрантам.
Усатой вождь его призвал
в ряды иезуитов,
чьим благоденствием скрывал,
что не любил семитов.
Диктатор знал, что не найдет
послушнее героев,
чем претенденты на почет
из давешних изгоев.
Он им воздаст за их труды,
умеющие лживо
придать гуманные черты
кровавому режиму.
…Гнет эмигрантского мирка,
вражда и отчужденье,
нужда и помощь свысока,
и муки униженья.
А тут шикарный господин,
приветливый, знакомый,
пахнувший запахом рябин
и брошенного дома.
Его слова надеждой жгут,
как жгут слова мессии:
— И Вас, и Ваши книги ждут
на родине, в России.
Не ждали… Истина горька.
Зато супруга ждали
жрецы недремлющей ЧеКа
в их дьявольском подвале.
И дочь окажется в тюрьме…
За что все это, Боже,
и как в средневековой тьме
жить, не меняя кожи?
Ее в Москву зазвавший бес
сказал, как циник редкий:
— Когда эпоха рубит лес —
летят по лесу щепки…
Как озаренье, вспыхнул гнев,
не гнев — протуберанец,
и, с опозданием прозрев,
сказала — Вы — мерзавец!
И безысходности петля
дожмет остаток силы…
…Глухой Елабуги земля
не сохранит могилы.
А тот, кто двум служил богам
без тени виноватой,
про оттепель напишет нам,
когда умрет усатый.

1990

Репортаж четвертый. ЭХО ПЛЕНУМА

Перед чтением резолюции открытого партийного собрания писателей Москвы, посвященного, как говорилось в объявлении, политическому моменту, кто-то из присутствующих сказал, обращаясь к президиуму:

— Да как же мы можем принимать какую-либо резолюцию — посмотрите, сколько нас осталось…

В зале на семьсот мест сидело… чуть более пятидесяти человек.

— Все равно, резолюцию нам надо принять, — заявил невозмутимо председательствующий.

Раз «все равно надо», то, конечно, приняли.

А накануне тоже было собрание. Его организовал «Апрель», чтобы дать оценку состоявшемуся на днях пленуму правления российского Союза писателей. Как же разнились эти два собрания! У апрелевцев — полный зал, интересные выступления (особенно публициста Андрея Нуйкина и поэта Евгения Евтушенко). А на следующий день — вялость доклада, прочитанного секретарем парткома Ухановым, вялость, перешедшая в сонливость полупустого зала, занудство, а то и агрессивное невежество поднимавшихся на трибуну. Правда, были и приятные исключения. В их числе — выступление переводчицы и литературоведа Елены Малыхиной. Вот отрывок из сказанного ею: «Я не разделяю тех восторженных оценок доклада, которые здесь прозвучали. Уханов не счел возможным высказать возмущение экстремистскими заявлениями, сделанными на недавнем пленуме, которые оскорбляют наших товарищей только за то, что в их жилах течет не русская, а еврейская кровь. Это постыдно, это вообще несовместимо со. званием члена партии. Мне кажется, что в докладе Уханова и в других выступлениях подчеркивалась какая-то разъединяющая роль “Апреля”. Кстати, на вчерашнем собрании “Апреля” присутствовало во много раз больше людей, чем сегодня даже с самого начала. Это значит, что у нас есть серьезный, большой слой литераторов, для которых принципы “Апреля” близки».