Письма Высоцкого и другие репортажи

— Вот видите, фильм, направленный против преступности, породил волну спекуляции. Мне говорили, что продают даже по десять, по пятнадцать рублей.

— Так вот, когда я выходил из зала, я поймал себя на ощущении, что главная мысль этой картины — о преступной

рути власти, которая неизбежно порождает волны преступности, захлестывающие наше общество.

— Да, конечно, хотя тут можно сформулировать и по-другому. Власть и созданный ею режим провоцируют преступность, или наоборот — преступники, захватив власть, создали режим, удобный для осуществления их низменных целей. Имеет место и то, и другое. Сначала преступники создали режим, удобный для себя, а потом этот режим заработал как мощная фабрика производства новых поколений бандитов. И даже читая нашу сильно заниженную уголовную статистику, можно с уверенностью сказать, что в ближайшие годы мы перегоним весь мир по преступности. Сейчас уже на улицу страшно выйти не только в столице, но и в любом маленьком городе, даже патриархальном. На Западе уголовщина локализована в крупных городах, у нас идет обратный процесс. Сейчас каждый житель уже чувствует на себе дыхание уличной преступности, квартирных краж, угона автомобилей, грабежа. Чем дальше от Москвы, тем страшнее. Возьмите Казань, Дзержинск, Уфу, Чебоксары, да любой город. Все страшнее и страшнее,

— Шутили ли вы, когда сказали: «После того, как фильм посмотрит Президент, картину можно будет смыть»?

— Как говорят французы — в каждой шутке есть доля правды. Снимая картину прото, как жить нельзя, я, естественно, хотел, чтобы ее посмотрели люди, от которых зависит судьба страны: Президент, правительство, Политбюро, народные депутаты, Моссовет, Ленсовет, творческая интеллигенция. Я совсем не предполагал, что простые люди пойдут смотреть этот фильм. Народ, по-моему, так устал от того, что видит это ежедневно в жизни, что пойти и смотреть на то же самое за рубль двадцать на экране — просто нелепость какая-то. И когда я обнаружил, что картина народ трогает, до зрителя она доходит и он не только охотно идет в кинотеатр, но даже и ломится, я раскаялся в своих словах. Рано ее смывать, если картина работает, влияет на общественное сознание. Время ее смоет, конечно. Публицистика — продукт скоропортящийся... В нормальном обществе такой фильм прожил бы год, а у нас при постоянном ухудшении жизни он проживет еще меньше. Боюсь, что через некоторое время картина будет смотреться как лакировочная.

— Дело художника, выданном случае публициста, найти болевые точки общества, привлечь к ним внимание, но все-таки какие конкретные шаги правительства, власти вам хотелось бы в этом направлении увидеть?

— Я уже не надеюсь что-либо ни услышать, ни увидеть. В начале беседы я говорил, что политика партии абсолютно антинародна.

Сейчас это уже не нужно доказывать никакими дополнительными аргументами, и так все ясно. И ждать от глубоко партийного правительства каких-то решений, направленных на то, чтобы как-то изменить бедственное положение народа, — бессмысленно. Я надеюсь только на то, что к власти придут какие-то другие люди, не из аппаратной братии. Нормальные, образованные люди, такие, как, скажем, Сергей Станкевич или Юрий Болдырев... Я надеюсь на альтернативную партию, хочу, чтобы она быстрее окрепла. Всеми силами готов способствовать укреплению «Демократической России». Хочу надеяться, что этот процесс пойдет быстро и что-то начнет меняться. Хотя вспоминается Некрасов: «Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе». Но все-таки хочется дожить. Тем более что политика «невзирания» на то, принимает народ решения правительства или не принимает, хочет он, чтобы им правила такая партия, или не хочет, — приведет к насильственному ускорению этого процесса. Может, путем взрыва, может, в лучшем случае, «импичмента». И Горбачев, затеявший перестройку, так много сделавший для страны и для каждого из нас, особенно для интеллигенции, для людей творческого труда, сегодня, образно говоря, просто роет себе яму. Очень грустно смотреть на его последние действия, включая указ, как из тридцать седьмого года, о генерале КГБ Калугине, да еще этот реакционный съезд коммунистов. Искренне жаль, потому что начало было замечательное, и в истории он останется как первый человек сверху, решившийся покончить с тем казарменным социализмом, в котором мы жили.

— Такую попытку делал Хрущев.