Письма жене и детям (1917-1926)

Пишу вам одно из многочисленных писем со случайной оказией, без какой-либо уверенности, что оно до вас дойдет. Таких писем я посылаю вам регулярно штуки по две в месяц, интересно, сколько из них до вас доходит? По случайности, сегодня ровно год, как я приехал в московские Палестины. Время прошло и быстро и медленно — как считать: бесконечно долго, когда думаешь про вас, и довольно незаметно, если ни о чем не думаешь, а просто плывешь по течению дней. Вообще же чем дальше живешь, тем быстрее идет время, по крайней мере мне так кажется.

Как я вас не раз уже писал, чувствую я себя физически все это время хорошо, даже прямо великолепно, и вы мне в этом поверите, если я скажу, что от души хотел бы, чтобы здоровье каждой из вас было так же устойчиво и хорошо, как мое за этот год. Питаюсь я хорошо, благодаря, конечно, возможности пищу получать в казенной столовой, хотя и далеко не шикарной в кулинарном отношении, но всегда с хлебом и свежей провизией. От кулинарных же обедов мы поотвыкли, и отсутствие их не только не беда, но для моего желудка даже очевидное благо. По части сахара и чая я лично еще не садился на мель, но большинство москвичей чаю уже не имеют и пьют вместо него под тем же названием поджаренную рожь, морковь, липовый цвет и даже брусничный лист. Чай стоит сейчас 800 руб., сахар 200 руб. за фунт, но и за эту цену не всегда можно их иметь. Работаю я за последнее время гораздо меньше, чем прежде, отчасти потому, что уже имею штат сотрудников, со мной сработавшихся, отчасти вследствие перераспределения функций. Взявшись за пути сообщения[203], кое от чего разгрузился, и в общем получился выигрыш. С этой стороны за меня тоже не беспокойтесь.

Я уже писал вам многократно, что Андрюша наш нашелся, или, вернее, и не думал теряться, а просто жил себе вполне благополучно в Магараче. 4 июня к нему уехала Нина с намерением остаться там на зиму (она получила из Симферополя приглашение от барышень, с которыми жила в 1917 зимою на Петроградской стороне). Хотя я из Крыма от нее письма еще не успел получить, но знаю, что она доехала благополучно, да и в сегодняшнем письме Володи это подтверждается. Мне без Нины тут будет скучнее, она иногда приходила ко мне поныть вроде мамани, но все же я рад, что она уехала, так как грядущая зима в Москве, почти лишенной топлива, для обыкновенных смертных будет непереносна. Самому себе на крайний случай я присмотрел угол у Классона на станции. Нину я с собой не смог бы взять. Как Москва проживет эту зиму, для меня загадка. Володя до последнего времени работал на Украине, в Виннице, по продовольствию, но теперь, вероятно, уедет оттуда, куда — еще не знаю.

Как ни тяжко жить без вас, а все-таки я чуть не ежедневно благословляю судьбу, что вас тут нет, глядя на жизнь людей и те трудности, с которыми приходится бороться.

Жизнь из старой колеи выбилась бесповоротно, а новых путей еще не нашла, да и трудно их найти в обстановке войны и опустошения последних пяти лет.

Только теперь в полной мере начинает сказываться результат того простого обстоятельства, что три года большой войны и два года революции миллионы людей не только ничего не производили, но, напротив, все силы техники и хозяйства, всю свою изобретательность употребляли на истребление десятилетиями произведенных ценностей.

Война окончилась, моря стали снова свободны, но даже самые богатые народы ощущают недостаток в самом элементарном сырье, нет кожи, нет хлеба, нет, наконец, самих людей — миллионы погублены и не встанут никогда. У нас положение тяжелее, чем где-либо, уже по одному тому, что мы не можем кончить войну, войну с фронтом свыше 10 000 верст, какого еще не имел ни один народ — ни при одной из войн с тех пор, как вообще стоит свет.

Страна и без того истощена и измучена, война же пожирает все: продовольствие, топливо, ткани, металл, наконец, рабочую силу. Надо еще удивляться, как при таких условиях мы держимся, и совсем не удивительно, что жизнь наша во многом напоминает осажденную крепость, ибо так оно и есть на самом деле, ибо мы осаждены и окружены со всех сторон. Тем не менее войну мы ведем, и есть все основания надеяться, что мы ее выиграем, как ни велико неравенство сил. Громадное пространство и земледельческий характер страны приходят тут нам на помощь. Как бы ни повернулись обстоятельства, пока я один, я всегда смогу найти выход, если же вы были бы здесь, то в случае неблагоприятных событий мы были бы связаны. Жить здесь при теперешней голодовке сколько-нибудь сносно — надо не меньше 30 000 в месяц, да и тут нельзя поручиться, что в доме не лопнут трубы и весь дом не замерзнет, как и было в минувшую зиму со многими. Пока я один, я могу в случае надобности последовать примеру Бражникова, будучи в то же время спокоен за вас.