Письма жене и детям (1917-1926)

Что касается меня, то я живу в "Метрополе"=73, пока во временном номере - одна комната и спальня с ванной. Но это мне мало, сейчас подыскивают большее помещение. Гуковский предлагает поселиться в частной квартире у его знакомых, но я еще не видел и не знаю, как решу. "Метрополь" удобен своими телефонами, центр[альным] отопл[ением] и центральным положением. Возможно, что я возьму и то и другое, чтобы на частной квартире быть абсолютно свободным от каких-то посещений. Во всяком случае, будьте спокойны за меня: по части еды и всего прочего я устроился недурно и в моем исключительном положении смогу доставать необходимое. Отношение ко мне со стороны всех властей сейчас самое предупредительное, все предложения проходят с легкостью, и, видимо, есть стремление создать условия, удерживающие меня при работе. Ленина после выстрелов я еще не видел. Одно время боялись за его жизнь, но сейчас он поправляется с быстротой, изумляющей врачей. Многих эти выстрелы перевели на его сторону, и даже публика далекая от б[ольшевик]ов высказывала часто: была бы беда, если бы Ленина убили. Так оно и есть при современном положении, ибо он все же становой хребет во всем этом хаосе. Ну, да эти все новости вы узнаете от Гуковского, с которым шлю это письмо.

Пока до свидания. Родной мой Любан, напиши мне, как твое здоровье и, Христа ради, берегись, посоветуйся с доктором и делай все, что он велит. А вам, Людмила, Катя и Люба, поручаю маму беречь и не позволять ей себя утомлять или тосковать. Крепко вас, родных, целую, также Нину и Володю. Привет Ляле.

Ваш Красин.

No 25. Москва, 23 сентября 1918 года

Милый мой родной Любченышек! Я был сегодня очень обрадован получить твое письмо от 30 августа. Хоть и с большим опозданием, но все-таки подлинное твое письмо, а не коротенькая телеграмма через С[...]=74. Я стараюсь чаще телеграфировать, и во всяком случае Берзин=75 почти ежедневно знает о моем существовании.

Пишу, конечно, мало, так как занят, разумеется, очень. Чувствую себя великолепно: кровяные шарики в движении. Работы много, разнообразной и широкой, и, когда она спорится, получается ощущение, точно стоишь около большого горна и молотком куешь кусок стали, искры так и летят во все стороны. Если чертовы чехословаки или наши - хуже всяких врагов друзья-немцы не испортят нам обедни каким-либо неожиданным условием, то натворим немало заметных дел и, пожалуй, возврат к старому ни при каких условиях уже не будет возможен.

Успокою тебя прежде всего насчет нынешних условий моего существования. Живу я в Метрополе в хорошей комнате, а на днях переезжаю в целые апартаменты: 3 комнаты, ванная и передняя, тут же в "Метрополе" совершенно министерское помещение. Обедаю 2 раза в день, около половины первого и в 5-6 часов, утром в ВСНХ и потом в Кремле, куда попадаю к 5 часам. Обеды приготовлены просто, но из совершенно свежей провизии и достаточно вкусно. Жалко лишь, что дают сравнительно много мяса, но этого здесь избежать сейчас вообще невозможно. Имею автомобиль, очень хороший, жалко лишь, что с бензином день ото дня становится труднее и скоро мы, вероятно, встанем, как шведы в Стокгольме. Впрочем моя вся ходьба из "Метрополя" до Больш[ого] Златоустинского пер[еулка] (близь Лубянки) и затем обратно и до Кремля.

Выезжать в другие места приходится редко, ибо тут все сконцентрировано.

Дела конечно очень много, но как-то легко работается, нет этой вечной заботы о сведении концов с концами, которая за последние годы так отягощала сименсовских и барановских директоров. Конечно, у большевиков (или, как теперь все более привыкают говорить, коммунистов) бюджет в смысле дефицита даст сколько угодно очков вперед всем обанкротившимся предприятиям, но в конце концов все воевавшие и воюющие государства в своих бюджетах катятся в какую-то пропасть и, конечно, не нашему поколению придется распутывать эту путаницу. Отсюда несомненная легкость духа и некоторая беззаботность насчет равновесия бюджетов, свойственная сейчас, впрочем, даже таким аккуратным финансистам, как немцы.

Там тоже в сущности печатают бумажные деньги сколько влезет, и при посредстве их машина как-то приходит в движение. После убийства Урицкого и покушения на Ленина пережили и еще переживаем полосу так наз[ываемого] Террора, одного из бессмысленнейших противоречий необольшевизма.

Расстреляно в Москве и Питере, вероятно, около 600-700 человек, на 9/10 случайно агрессивных или заподозренных в принадлежности к правому [э]с[е]рству или контрреволюции.

В среде рабочих и в провинциальных совдепиях эта волна прокатилась целым рядом безобразных явлений, как выселение буржуазных или просто интеллигентских элементов из квартир, вселением чужих, "уплотнением", беспричинными арестами и пр. и пр. Мне лично пришлось за это время не менее 30 разных инженеров вызволять из кутузки и полностью посейчас еще не всех выпустили. Работе это конечно страшно мешает, но поделать против стихии ничего невозможно, и эту полосу тоже надо изжить.