Письма Живого Усопшего

И хотя я не силён в магических ритуалах, вскоре я понял, что у этого танца есть своя цель и метод достижения этой цели, которая была явно агрессивной.

Распаляя себя и концентрируя свои мысли, они тем самым старались распалить и души определённого рода людей в Соединённых Штатах — людей с низким уровнем интеллекта, но наделённых бурным психическим темпераментом — и подтолкнуть их к жестоким, разрушительным действиям.

«Так вот для чего они здесь собрались», — подумал я.

После этого я создал стену вокруг своих мыслей, чтобы их не могли воспринимать индейцы. Да, я способен это делать, и не только я, но многие из тех, кто живёт в мире, расположенном выше земного.

Я ощущал терпкий, свежий запах сосен, я чувствовал, как усиливается ветер, врывающийся на поляну, казалось, что ветер откликнулся на их призыв и теперь предлагает им в помощь свою силу. Вы должны знать, что хотя сами стихии имперсональны[48], они населены полуличностными элементами; и каждое существо, развившее в себе в одной или в нескольких жизнях соответствующие способности, может управлять как стихиями, так и живущими в них полуличностными элементами, направляя их либо на добрые, либо на дурные дела.

Глядя на всё это со стороны, я замечал, как ветер подхватывает и уносит с собой мысли и страсти этих давно умерших людей, этих душ, не сумевших из-за влияния собственных жизненных тенденций освободиться от притяжения материи, от той астральной гравитации, которая привязывает к Земле так много душ.

Итак, глядя на них и мысленно перемещая своё сознание на большие расстояния (этому я здесь тоже научился), я замечал, какое влияние этот ритуал мщения и угрозы оказывал на умы некоторых, находящихся вдали от этого места, людей. Я замечал, как в их мысли прокрадывается ненависть —  ненависть к цивилизации: будучи её частью, они так и не смогли разобраться со своими собственными желаниями.

Я знал, что в эту ночь и на следующий день, и в продолжение ещё нескольких дней после этого будут происходить вспышки жестокости, будет разрушаться собственность, а законопослушные люди окажутся в опасности.

Моё сердце наполнилось грустью, ведь раньше я даже не предполагал, насколько реальна нависшая над моей страной в это кризисное время опасность, вызванная кармой, которую создали ещё первые поселенцы. Разумеется, они полагали, что поступают правильно, избавляя себя и избранную ими землю от простодушных и в то же время таких сложных туземцев, чья цивилизация была старше, чем цивилизация Европы, и которые любили эту землю так, как могут любить её только люди, познавшие свободу на её просторах.

Когда магическая пляска закончилась, и её участники начали один за другим исчезать среди лесных теней, я решительным шагом направился прямо к центру круга, желая поговорить с любым, кто выразит желание откликнуться на моё предложение знакомства.

Неожиданно я столкнулся лицом к лицу с величественным вождём, голова которого была украшена тем убором из длинных перьев, где каждое перо символизирует какой-либо смелый поступок или иное достижение его обладателя. (Какая, однако, это была замечательная традиция! Какой стимул к активной деятельности! Каждый краснокожий получал свидетельство о своих достижениях в виде пера к головному убору).

Лицом он походил на ястреба, а его глаза светились внутренним огнём, — такая интенсивность чувства и мысли может проявляться лишь у лидера, у человека, способного повелевать другими людьми.

И я обратился к нему мысленно, поскольку не знал ни слова из его языка:

— Я только что стал невольным свидетелем вашей церемонии. Не могли бы вы немного рассказать мне о ней? Насколько я понял, она была направлена на мир людей, которые ещё не перестали дышать.

Взмахом своей властной руки он приказал удалиться всем оставшимся спутникам, ещё не успевшим покинуть поляну, и вскоре мы остались одни — только он и я.

— Я пришёл как друг, — сказал я, заметив, что он колеблется.

И это было правдой, поскольку, несмотря на всё предпринимавшиеся им по неразумности попытки причинить вред, чувствовалось, что в его душе живёт сознание справедливости — та способность избирать между истинным и ложным, то предчувствие закона, которое, будучи достоянием разума, придаёт ему особое достоинство и вызывает уважение окружающих. Он был похож вовсе не на дилетанта, промышляющего омерзительным первобытным колдовством, но, скорее, на священника, требующего воздаяния, на племенного полубога, который в один прекрасный день может стать не разрушительной, но созидательной силой, орудием великого Духа Америки, о котором я говорил в одном из прошлых писем, — Прядильщика Судеб, отвечающего за нашу страну.

Мы смерили друг друга глазами, и я отбросил занавес, скрывавший до того мои мысли, дабы он смог увидеть мой разум своим разумом и понять, что я уважаю и в некоторой степени даже понимаю его.

— Ты видел то, что ты видел, — сделал вывод вождь.

— А ты не возражаешь против моего присутствия?

— Нет.