Она продолжала держать его за руку и в то же время не хотела удаляться от "той вещи". Он оставался с ней всю ночь и весь следующий день, когда засияло солнце, и он снова перестал видеть ее.
В течение этого дня друзья его возлюбленной нарушали покой ее тела, проделывая над ним то, что нужно для живых и только тревожит мертвых. Он оставался с ней вторую ночь и второй день. Он слышал рыдания ее огорченных родителей, хотя они не могли видеть ни его, ни свою дочь; но во вторую ночь маленькая собачка его возлюбленной вбежала в комнату, где лежало ее тело, увидала их и начала жалобно визжать. Они оба слышали этот визг. Теперь она яснее слышала, когда он заговаривал с ней.
- Куда увезут они "это"? - спросила она его.
Тогда он вспомнил минуты, когда сам стоял, как зачарованный, около своей безжизненной формы, над которой его возлюбленная проливала горькие слезы. И он начал ее уговаривать удалиться совсем; но ей казалось, что она не может. На третий день она взволновалась, когда они укладывали в гроб ее тело. В то же время он почувствовал - видеть он не мог - целую толпу, собравшуюся в комнате, и услышал похоронную музыку. Музыку гораздо легче слышать, чем человеческие голоса; для того, чтобы расслышать последние, нужна хорошая подготовка.
В это время его возлюбленная была в тяжелом волнении, которое передалось и ему; они начали подвигаться медленно - невыносимо медленно - и он сказал ей: "Не огорчайся, они хотят похоронить "это"; но ты в безопасности со мной".
Небеспричинно над домом смерти чувствуется какая-то странная невыразимая тишина, которая не может быть объяснена одной печалью оставшихся. Они чувствуют присутствие души, ушедшей из мира, хотя и не могут видеть ее. Их собственные души оберегают невольно эти первые минуты ее смятения. Перемена не была бы так мучительна, если бы переходящий в иной мир помнил, что это случалось с ним и прежде: но мы так легко забываем. Иногда мы называем землю "Долиной забвения".
В течение последующих дней и недель этот человек оставался около своей возлюбленной, все время стараясь отвлечь от земли и от "этого", привлекавшего ее так же, как и многих, мучительной тягой.
Я узнал здесь, что души, прожившие долгое время на земле, отрываются гораздо легче, но этой женщине было около 30 лет, и ей трудно было освободиться даже с помощью своего возлюбленного.
Но в один прекрасный день, или ночь, по-вашему, он ввел ее в тот дом, который приготовил для нее на небесах, и они стали жить там. Иногда он покидает ее на короткое время, а иногда она; ибо радость совместного пребывания усиливается здесь так, как и на земле, благодаря временной разлуке. В течение первых дней она испытывала время от времени голод, и он старался утолить его, предлагая ей различные вещества здешнего мира. Постепенно она отвыкла от земли и от земных привычек и только изредка, во сне, возвращалась к своим родителям.
Не оставляйте никогда без внимания снов, касающихся умерших людей. Такие сны имеют всегда какой-нибудь смысл. Они передают не всегда верно, ибо дверь между обоими мирами чрезвычайно узка, и мысли часто искажаются, переходя из одного мира в другой. Но не забывайте, что мы, все же можем общаться с вами этим путем. Я являлся к вам во сне, стоя за решеткой окруженного стеной сада, в котором вы были заключены. Я улыбался и делал знак, чтобы вы подошли ко мне; но я вовсе не хотел, чтобы вы остались здесь со мной. Я хотел, чтобы вы пришли сюда в духе; хотя для меня легче, чем для вас, переходить в наш мир.
Доброй ночи.
П и с ь м о 20.
ЧЕЛОВЕК, НАШЕДШИЙ БОГА
Мне кажется, нет лучшего способа приобщить вас к здешней жизни, такой необычной для вас, как рассказать вам мои впечатления с мужчинами и женщинами, которых я встречаю здесь.
Я как то говорил вам, что встречаю здесь больше святых, чем философов, и мне хочется рассказать вам о человеке, который производит на меня впечатление неподдельного святого. Да, здесь есть маленькие святые и большие святые, так же, как есть маленькие и большие грешники.
Однажды я шел по вершине горы. Я говорю "шел", хотя передвижение делается здесь без всяких усилий, но это почти то же самое.
На вершине горы я увидал человека, стоявшего в одиночестве. Он смотрел вдаль, но я не мог видеть то, на что он смотрел. Он был сосредоточен и был в общении с самим собою или с кем-то, кого я не мог видеть.
Я ждал некоторое время. Под конец, глубоко вздохнув, ибо мы дышим здесь, он повернулся ко мне и сказал с доброй улыбкой:
- Не могу ли я вам служить, брат?
Я был смущен, чувствуя, что, может быть, помешал какому-то невидимому для меня общению.
- Если это не слишком смело с моей стороны, - сказал я, - я бы попросил вас сказать мне, о чем вы думали, стоя здесь и глядя в пространство?
Я чувствовал, что этого не следовало делать; но мое серьезное желание научиться всему, доступному для меня, заслуживало прощения, и меня прощали.
У этого человека было прекрасное лицо без бороды и юношеский огонь в глазах. Одежда его говорила, что он очень мало думает о своей внешности.
Он посмотрел на меня молча и затем сказал: