Письмена нового времени

Об утверждении Марты Антоничевой, что “литература, как и любой другой вид искусства, развивается хаотично”. Не знаю, какое бессознательно-хаотическое нечто имеется в виду, о какой литературе речь идет (в стиле автоматического письма?) или о каком хаосе (может быть, как “гармонии в стихийных спорах”), но, согласившись с этим, на самом деле сложно увидеть в художественном процессе какую бы то ни было оформленность, тенденцию. Литература становится казусом. Согласуясь с таким представлением, роль критика опять-таки будет сведена к участи рецензента-статиста.

Можно согласиться с предельно здравым утверждением из той же статьи “О тенденциозности…”: “Если молодые диктуют молодым, как писать, то кому остается их читать? Получается замкнутый сам на себе процесс. А в реальности все несколько иначе — чаще всего критика ориентирована на то, чтобы читатель не пропустил достойное произведение. Потому что за всем не уследишь. Потому что зарубежной литературы на книжном рынке больше, чем русскоязычной. И кому-то все же нужно читать молодых. Не по работе. А так, для удовольствия”. Все это правильно, но при условии, если у критика будет статус не просто пересказчика книг-новинок в каком-нибудь глянцевом журнале, в газете, в своей колонке, рядом с рубрикой “новинки видеопроката”.

Обратимся к термину, вокруг которого весь сыр-бор. Алиса Ганиева в “Литературной России” (2005. № 52 — “Не лезь в пекло вперед батьки!”) относительно навязшего на зубах термина замечает: “Объяснить, что кроет под собой новоявленное словосочетание, никто толком не может. Получается, что термин придумали, а того, что он мог бы обозначать, в природе и в литературе нет”. Я понимаю и позицию заместителя редактора журнала “Вопросы литературы” Игоря Шайтанова, который считает, что говорить о “новом реализме” как о существующем явлении преждевременно. Разумная позиция, раскрывающая стратегию академического издания.

Можно согласиться со скептиками. Действительно, то, что вроде бы уже принято называть “новым реализмом”, как бы так выразиться помягче, в природе почти не существует. Но в пространстве литературной критики, которое формируется через диалог и в диалогическом высказывании, разговоры вокруг “нового реализма” очень даже продуктивны.

“Новый реализм” — это еще далеко не факт литературного процесса, а нечто становящееся. Не оформленное, а только еще оформляющееся. Пока понятие “нового реализма” мы, по большей части, связываем с новым качеством общества. Реализм настолько нов, насколько своеобразна современная социальная реальность, в период нового формационного сдвига. Чтобы распознать и осмыслить эти новые тенденции, нужны не только литературные опыты, но и публицистические, критические высказывания. Литературный критик не должен поэтому замыкаться в сфере чисто художественных условностей, его мысль должна быть синтетична и симфонична, а он сам должен перестать быть простым статистом локального литпроцесса, ему суждено быть провозвестником. И в этом смысле, как лозунг, “новый реализм” не так уж на самом деле и плох.

“Новый реализм” в прозе пока еще спорен, но вот где он без сомнения уже полностью оформился, так это в литературной критике. Критик поднял голову, распрямил плечи, воодушевленный и радостный почувствовал если не свое всесилие, то свою необходимость и незаменимость. Он начал отрываться от обслуживания литературного потока посредством механического рецензирования, позволил себе стать застрельщиком нового…

А его опять за вихры и головой вниз — мол, знай сверчок свой шесток.

“Новый реализм” — термин, определяющий характер творчества в первую очередь молодых. Но сейчас молодая-новая литература — это не возрастная квалификация. Это не обозначение новых имен, год-два как о себе заявивших. К ней можно приписать и Олега Павлова, и Андрея Геласимова. Лучшие, на мой взгляд, авторы, трудящиеся сейчас в жанре малой прозы, рассказа, — Дмитрий Новиков и Александр Карасев, — начали писать, как мне известно, перешагнув тридцатилетний рубеж. У Карасева и у Новикова поражает зрелость мировосприятия, мудрость и жизнелюбие, несмотря ни на что. А это по современным меркам действительно уникальное явление. Разве это не искомая “декларация человеческой свободы над понятой, а значит, укрощенной, реальностью”?..

Молодая литература — особое, новое слово, соответствующее духу времени. Оно мыслится своеобразным противовесом мастеровитой “литературной мертвечине”, от которой многие уже устали. Это новое слово и оформляется в поколенческие признаки, которые иногда именуются “новым реализмом”. Та же Валерия Пустовая пишет: “Есть писатели молодые, а есть — новые, обновляющие литературу, выводящие ее на новый путь”.