Письмо дяде Холмсу

Мама ужаснулась – она подумала, что за три дня в Англии Алешка приучился курить, пить пиво и играть в гольф. Она его так и спросила.

– Нет, – ответил Алешка, распахивая дверцу. – Я только научился там королевам место уступать.

Мама успокоилась и начала, как обычно, подкрашивать глаза и губы. Она очень рассчитывала, что Митёк Лосев встретит ее красивым комплиментом.

Мы с Алешкой дышали свежим воздухом на обочине, а папа зачем-то достал мобильник и набрал номер.

Мы, конечно, навострили ушки.

– Саша? – сказал папа. – Пробей-ка мне по-быстрому один номерок. Да. «Девятка», московская, «Женя, пять-ноль-пять, Маша, Толя». Спасибо, жду. – И папа сунул мобильник в карман. – Ну что, лыжники без лыж, едем дальше?

И мы поехали дальше. И очень скоро обогнали серенькую «девятку» Ж-505 МТ. Она словно поджидала нас – пропустила и ненавязчиво пристроилась к нам в хвост.

– Это кто такой? – спросил Алешка папу. – Наша охрана, что ли?

– Нам охрана не положена, – буркнул папа, – мы сами себе охрана. – И не стал ничего объяснять.

Но вот мы свернули на местное шоссе, проехали несколько заснеженных, будто дремлющих, деревенек, переехали замерзшую речку, на льду которой сгорбились зимние рыболовы и гоняли шайбу местные ребятишки, еще несколько раз посворачивали вправо-влево и вырвались, как сказал папа, на оперативный простор.

И на краю этого простора наконец показался красивый дом Митька. Он стоял на пригорке. С одного края – река, с другого – лес, через который бежит в соседнюю деревню глубоко протоптанная в снегу тропинка. А за деревней – опять лес. Дремучий. И тоже спит под снегом. И нет ему никакого дела до того, что там творится под кронами его берез и лапами его громадных елей. Кстати, и назойливая «девятка» тоже потеряла к нам интерес, заблудилась где-то, отстала. Наверное…

Дом Митька весело сияет всеми окнами, в которых ярко играет солнечный свет. А сам Митёк, заслышав шум нашей машины, уже стоит у калитки, приложив ладонь ко лбу.

С окладистой бородой, в громадном желтом тулупе с пышным воротником, он очень похож на Деда Мороза. С голыми красными ногами.

– Это что? – спросила мама про его босые ноги, выходя из машины.

– Закаляюсь! – гордо ответил Митёк и чихнул.

Да так чихнул, что с ближайшей березы сорвалась и закаркала, улетая, стая ворон.

– Все! – Папа посмотрел воронам вслед. – Больше не вернутся, напугал ты их. Привет, Митёк!

Они обнялись и похлопали друг друга по спине. При этом от Митькова тулупа поднялось белое облачко. И папа тоже чихнул.

– Что это? – спросил он. – Эпидемия?

– Нафталин, – объяснил Митёк. – Мой тулуп целый год в сундуке пролежал. А вы обрадовались, что я простудился? Не дождетесь!

Алешка с визгом повис у Митька на шее, болтая ногами, и тоже зачихал.

Папа снял Алешку с Митька, а тот поцеловал маме руку и торжественно ей выдал:

– С прошлого лета в наших краях не было такой очаровательной Снегурочки.

– Снегурочки летом не водятся, – сказал Алешка и опять чихнул.

– Все равно приятно, – сказал папа.

Митёк распахнул воротца, папа загнал машину во двор.

Смеясь и чихая, они пошли в дом.

А мы туда не спешили. Остановились возле шикарной снежной бабы, которую, видимо, изваял мастер на все руки Митёк. Создал художественный образ.

Толстая такая баба получилась, несокрушимая. Нос-морковка торчком, глазки-угольки – злющие, рот-веточка – будто сердито поджатые губы. В правой «руке» – высокая метла, а на голове – зеленое ведро. Из-под него выбиваются редкие золотистые кудряшки, совсем как настоящие. А Лешка даже приподнял ведро, заглянул под него – что такое? Оказалось – свежие древесные стружки.

– Красивая скульптура, – одобрил он творение Митька.

А я сказал:

– Кого-то, Лех, она очень напоминает.

– Точно! – кивнул Алешка. – Митёк ее с натуры лупил. То есть лепил. – И подумал: – Может, он женился?

– На таких писатели не женятся, – сказал я. – Они женятся на красавицах. – И мне показалось, что снежная баба сердито зыркнула на нас черными угольками глаз и чуть приподняла свою метлу. Обиделась.

Мы еще побродили по двору, проверяя, все ли здесь на месте с прошлого лета.

Вот пустая собачья конура, где мы прятали от бандитов сундук с сокровищами. Вот бочка, где Алешка откармливал макаронами ленивую рыбину, которую мама принесла из магазина. А вот знаменитый сарай, где Митёк ладил свое великолепное оружие.

Потом мы тоже вошли в дом, где, в общем-то, все было по-прежнему. Только в углу, у окна, стояла пушистая елка, украшенная смешными самодельными игрушками. Но зато вместо электрической гирлянды на ней были настоящие маленькие свечки, немного оплывшие, в крохотных подсвечниках из серебряной фольги.

Когда мы вошли, сквозняк от двери добежал до елки, и она дрогнула своими лесными ветвями, и игрушки на ней будто ожили. От радости, что они снова кому-то нужны.

Все они были сделаны не очень ладно, но с большим старанием.