Письмо из Италии (сборник)

Он так тряс рукой, что Илья хотел было спросить, как он себя чувствует, но посмотрев на него, понял, что никакого вывиха у него нет. Просто он гораздо быстрее оценил ситуацию и притворился пострадавшим, чтобы привлечь к себе внимание. Когда суматоха немного улеглась, Марк сказал:

– Рина просила меня вернуться домой пораньше. Я, пожалуй, поеду, а вам счастливо оставаться.

Он вышел, но через несколько минут вновь появился в гостиной и сказал, – Илья, я, кажется, ударил твою машину.

– А, чёрт! Я же предупреждал, что она стоит поперёк дороги, неужели ты не слышал?

– Нет, Илюша. Мой дядя слышит только, когда ему говорят: «на», – сказала Нина.

– Что будем делать? – спросил Марк.

– Как «что», оформлять аварию.

– Но у меня после этого поднимется страховка.

– А ты хочешь, чтобы за ремонт платил я? Новый Мерседес бесплатно никто не сделает.

– Ты можешь заявить об аварии через несколько дней. Например, скажешь, что тебе помяли машину на стоянке.

– Конечно, – поддержала брата Лиза, – тебе же всё равно.

– У меня сейчас совершенно нет времени. Мне надо оформлять визы, заказывать билеты в Москву. Ты, кстати, договорилась на работе?

– Видишь ли, Илюша, я, наверно, не поеду.

– Почему?

– Рина здесь без меня не справится.

– Значит, ты вместо отпуска хочешь нянчить племянницу?

– Так уж получается.

– Если ты не захочешь, не получится.

– Значит, я хочу.

– Это твоё окончательное решение?

– Да.

– Ну, тогда будь здорова, – сказал Илья и вышел из дома.

Ностальгия

Не покидай меня, безумная мечта,

В раба мужчину превращает красота.

И после смерти мне не обрести покой,

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой.

Толпа вынесла Илью из вагона метро на целующуюся парочку. Он не смог остановиться, невольно толкнул молодых людей и пробормотал извинение, но они не обратили на него внимания. Они уже процеловали несколько поездов и совсем не думали расставаться. Он посмотрел на них с завистью. Интересно, когда он сам последний раз целовался с такой страстью. Давно, наверно ещё до эмиграции.

Спектакль начинался в два часа, у Ильи Окуня оставалось ещё много времени. Он вышел на Бульварное кольцо и не спеша направился к театру. За прошедшие годы Москва сильно изменилась. Бомжи и попрошайки, художники и музыканты, ларьки и ресторанчики, надписи на разных языках и небоскрёбы, – всё это делало её похожей на любую другую столицу мира. Но в этой он вырос, любил её с детства и даже теперь, после стольких лет жизни в Америке, считал её родной. Она уже не такая, какой была в советские времена, но женщины здесь нравятся ему также как раньше и гораздо больше, чем жительницы Миннеаполиса и Сент-Пола. Конечно, среди сент-полянок тоже есть особы достойные внимания, однако он давно уже не был в столице своего штата, а в спальном районе, где он жил, люди почти не гуляли по улицам. Даже ближайших своих соседей он видел только, когда они косили траву, поливали цветы или прогуливали собак. Это была одноэтажная Америка и в ней, как и в любой деревне, здоровались с каждым встречным, но встречных было немного. Однажды, прогуливаясь с женой, он увидел молодых родителей, кативших перед собой детскую коляску.

– Это русские, – уверенно сказала Надя.

– С чего ты взяла?

– Детей в коляске могут прогуливать только наши.

Она оказалась права. Она почти всегда была права, даже когда говорила, что болезнь её фатальна…

* * *

Около театра уже стоял шурин.

– Ты знаешь, что спектакль заменили? – спросил он.

– Нет.

– Вместо «Чёрного принца» будут давать «Недоумков».

– Ну и что?

– Тебе может и ничего, а я и так общаюсь с ними каждый день. Сегодня утром один из них достал меня своими вопросами. Он, правда, считает себя студентом университета, но если бы не деньги его папы…

– Так ты не пойдёшь? – перебил Илья.

– Пойду.

– Тогда веди себя прилично и не тяни меня за рукав с середины действия.

– Если это хорошая вещь – не буду.

– Володя, я досижу до конца, чего бы это тебе не стоило.

– Не говори с такой уверенностью, это признак неразвитого ума и плохого вкуса.

– Я имею право так говорить.

– Почему?

– Потому что я понимаю здесь каждое слово, любой каламбур и самый тонкий намёк. Ты даже не представляешь себе, какой это кайф. Слишком долго я не видел спектаклей на русском языке, я по ним изголодался, поэтому мне здесь всё нравится, ты понимаешь всё.

– Так попроси политическое убежище и переезжай в Москву.

– Я уже думал об этом, но я отвык от вашего уклада и не знаю смогу ли здесь жить.

– Сможешь, люди и в тюрьме живут.