- А ты еще и неблагодарная какая! – возмутилась Татьяна, сузив глаза. Поддалась чуть вперед, окинула ее холодным колким взглядом и прошипела: – А ну пошла отсюда!
- Серьезно? С собственного дома? – Маша сжала в руке тарелку с едой, бросила в нее еще пару кружков колбасы. – Пап, ну что ты молчишь?
Отец повернул голову, перевел свой стеклянный взгляд на Татьяну.
- А что вы ссоритесь? – он затушил окурок. – Зачем ты споришь?
- А кто она такая чтобы говорить мне что делать? – Маша с грохотом поставила тарелку обратно на стол. – Пришла к нам в дом, командует! А ничего, что она здесь никто и звать ее никак?
- Маша, перестань, - поморщился отец, потирая виски. – Что ты кричишь так?
- Я хочу, чтобы она ушла! Маме бы это не понравилось!
- Твоей матери больше нет. – Прошипела Татьяна и приблизилась к Маше. – А ну иди отсюда, и не мешай отцу отдыхать. Неблагодарная, какая она у тебя, Миша! Ты посмотри-ка на нее!
- Маш, ну зачем ты так? – Отец поднялся, подошел, встав между ними: - Татьяна, права, я со смены пришел, еле отработал, сил ведь нет никаких, и ты еще кричишь.
- Ты что такое говоришь? – Маша отшатнулась. – Сил нет, потому что пьешь!
- А ну не спорь с отцом, бесстыжая!
- Да пошла ты!
- Маша! – заревел отец.
Все разом смолкли. В повисшей тишине лишь тикали настенные часы. Капала вода из крана.
Маша затравленно посмотрела на него, затем на ненавистную Татьяну. В глазах отца залегла злость и усталость, а в глазах гостьи – торжество от победы. Маша оттолкнула руку отца, что тянулась к ее плечу и вышла.
До самого утра с кухни доносились звуки музыки, пьяный смех Татьяны и неразборчивое бормотание отца. Ночью, входная дверь хлопала каждые полчаса – приходили и уходили гости, собутыльники, новые друзья и откуда они только берутся?.. Так продолжалось до рассвета, пока, наконец, в дом снова не приехал вызванный соседями наряд милиции…
… Сентябрь и начало октября пронеслись как во сне, тусклые дни, холодные ночи, похожие друг на друга, тоска в сердце и глазах, лишь к концу ноября, Маша окончательно пришла в себя и немного расслабилась. Дома ничего не менялось – отец продолжал все так же пить, пропускать работу и приводил в дом малознакомых людей, абсолютно перестав обращать внимания на Машу, словно ее не было рядом, словно они не жили под одной крышей, словно он никогда не знал, что значит быть отцом. А когда-то, она помнила, называл ее своей маленькой принцессой, любимой девчонкой и обещал, что никогда не предаст.
Но однажды просветление все же нашло на него. Это было в ее день рожденье, и в тот же день, что и день рождения матери. Маша не любила этот праздник, от того что в детстве его никогда не отмечали, а ее саму не поздравляли, а теперь и подавно этот день нес лишь грусть и тоску. Она, подавленная и угнетенная с самого утра, старалась как можно дольше находиться на учебе, оттягивая всеми мыслимыми и немыслимыми причинами поход домой. Ей восемнадцать. Взрослеет. Живет. А мама навсегда осталась молодой.
Возвращалась с училища поздно, ожидая в доме пьяных гостей. Казалось бы, так оно и должно было быть, но отец оказался трезв. Дома. Один.
- Дочка, ну что ты стоишь? – Он мельком выглянул с кухни, загремел посудой, снова показался в проеме. – Ну чего ты встала, как вкопанная? Случилось чего?
Маша вздрогнула.
- Что происходит? – она нахмурилась, с интересом и одновременным беспокойством заглянула на кухню, на которой был хоть не идеальный порядок, но намного чище, чем прежде.
- Как что?! – Отец словно удивился и обиделся, отодвинул стул, кивнул дочери: - Садись, а то курица остывает. Я тебя ждал, сам с утра ничего не ел. Поужинаем по-семейному.
Маша села.
- А где твои друзья?
- Да какие друзья, Маш?! – отец суетился, бегал от плиты к столу и обратно. От нее не скрылся нервный блеск в его глазах и заметная дрожь в руках от похмелья. – Погнал их сегодня прочь! Такой ведь день сегодня! И твой и мамкин. Ты помнишь хоть, Маш?
Отец, наконец, сел, провел ладонью по взмокшему лбу, кивнул на запеченную, на подносе курицу.
- Порежь ее, а то у меня руки совсем не слушаются.
Она встала, взяла нож.
- Про день то помнишь?
Маша резко обернулась к отцу, застыв у плиты с ножом в руке, смерила его долгим взглядом. Постаревший, похудевший и посеревший на лицо, совсем другой, почти чужой…
- Конечно, помнишь! Что ж я такое говорю! – он ударил себя ладонью по лбу. – Совсем с ума схожу. Поздравляю тебя, дочка. Ох, время бежит, года несутся! Кажется, только ходить училась, за руки нас держала, а уже взрослая. Столько всего упустили, так мимолетно все пронелось…
- А все от твоей пьянки.
Она поставила перед отцом тарелку с курицей, села на стул напротив и заплакала, не в силах больше сдерживать себя. Отец от неожиданности охнул, потянулся к ней, провел ладонью по волосам.
- Пап! Обними меня!
- Если бы ты знала, Маша, как мне плохо без нашей мамы. – Отец сильнее прижал ее к себе.
- Ты думаешь, мне хорошо? Почему ты не думаешь, обо мне? Я ведь потеряла мать и теряю тебя!