Она подняла с пола рюкзак, тяжелый и набитый доверху вовсе не учебниками и тетрадями, а вещами, медленно пошла вниз по лестнице. Алёша, как обычно засеменил следом. Она перекинула рюкзак с одного плеча на другое, подумала о том, что когда-нибудь все же настанет тот день, когда она решится, не возвращаться в пустую квартиру, бывшую ей домом, а сядет в автобус или лучше поезд и уедет навсегда из этого города, а может и жизни. А пока желание сбежать и спрятаться ото всех нарастает в ней как снежный ком, становясь с каждым днем все острее. И она готова носить эту нелегкую ношу, пока не почувствует, что пришло время сорваться в путь.
Во дворе они, молча, закурили. Маша, поеживаясь от ледяного ветра, посмотрела на затянутые снеговыми тучами облака, снова поежилась, но с лавочки вставать не спешила. Алеша, не спрашивая, накинул ей на плечи свой пиджак, она усмехнулась, а когда ее щеки коснулась первая снежинка, вдруг заплакала. Вот и зима, а он так и не позвонил, а она потратила последние деньги, заплатив за телефон немаленькую для нее сумму. Сердцу было горько, а в душе всколыхнулся один настойчивый и упрямый мотылек – он вернется под новый год, как и обещал, нужно лишь набраться сил и дождаться.
- Маша! – Алеша вздрогнул, наклонился к ней: – Не плачь. Я не могу этого видеть! Прошу тебя!
- Мария! – произнесла она сквозь зубы.
- Хорошо, Мари…Мария. – От волнения он начал заикаться, а шея вновь покрылась красными пятнами.
- Ты бесишь меня, Алеша.
- Что?
- Ты слышал. – Она щелкнула пальцами, и окурок отлетел далеко в сторону. – Дай, пройду.
Алеша посторонился, отступил на шаг в сторону, спросил отчаянно, когда она, молча, встала и прошла мимо него.
- Но, Маш, что с тобой случилось? Почему я вдруг взбесил тебя? Мы же вроде решили, что будем общаться по-дружески? Или ты опять передумала?
Она резко остановилась, обернулась, проронив:
- Бесишь, потому что совсем не похож на него.
Алеша усмехнулся, крикнул, когда она заходила в учебный корпус:
- Но в отличие от него, я люблю тебя!
- Любишь? – она остановилась посреди лестницы у входа в техникум, обернулась. На лице застыла усмешка, а глаза вдруг заблестели, но не от слез, а от ярости.
- Да. – Алеша покраснел еще сильнее. Ему самому казалось – он вот-вот сгорит, но спасал ледяной ветер. – Люблю. Очень.
- И чего ты тогда ждешь? Чего стоишь?
- А чего мне делать? – Алеша нахмурился.
- Подойди ко мне, скажи, что любишь, что никогда не оставишь, что мы будем всегда вместе и в горе и в радости. Ну?! Чего ты ждешь?!
- Маш…
- Ма-ри-я! Я!
- Мария. – Он подошел к ней. – Я и в правду хочу быть с тобой рядом. Всегда. И в горе и в радости.
Она смотрела на него почти ненавидящим взглядом, а потом вдруг голова закружилась, и вместо незагорелого конопатого лица Алеши, похожего на блин, появился Макс. Его губы шептали слова, которые он произносил ей тысячу раз и которых не сдержал. Каждый раз, овладевая ее безотказным телом, он до полуобморока шептала ей на ухо эту ложь.
Маша скривилась и что было силы, ударила его по лицу. Послышался звон оплеухи, Алеша зашипел, закрывая лицо ладонями. Маша мотнула головой. Стало неловко, но извиняться не было сил. Она бегом сбежала с лестницы и побежала прочь.
Глава 24. Не плачь, детка
Пары она все-таки пропускала, бесцельно бродила по одиноким улицам пока не наступала непроглядная ночь. Тогда она, собрав всю волю в кулак, медленно шла к дому, дорогами, по которым они когда-то гуляли.
Вот горка, с которой они в прошлом году скатывались, обнимаясь, и она чувствовала его холодные ладони на своей обнаженной под кофтой груди; вот сквер – той ночью падал снег и Макс, убегая от нее, оставлял на нем следы, а она, смеясь, пыталась бежать аккурат по ним. Получалось с трудом, ноги заплетались, и она падала в пушистый сугроб. Он тотчас оказывался рядом. Она жмурилась, когда он дул на ее припорошенные снегом ресницы, а потом она чувствовала его горячие губы с привкусом ментола – бесконечно долгий поцелуй всегда венчал их вечер.
Под ногами хрустел снег, в воздухе отчетливо ощущалось приближение Нового года. Декабрь наступил волнительно, пролетел молниеносно. Оставались считанные дни, которые Маша каждое утро считала, отрывая очередной листок настенного календаря.
Тридцатое декабря, вторник. Она перевернула страницу – на оборотной стороне стихи:
«Не плачь, детка! – шепот вторгается,
Льется по венам ядовитой рекой,
Позабыть меня все же пытаешься?
Забывай! – мне плевать, не боюсь оставаться одной.
Побегу по заросшей тропинке из прошлого,
Буду искать синеву твоих глаз,
В опустелом саду уловлю отголоски я,
Прошлой жизни, в которой нет больше нас.
Прокричу – забыла, оставила!
А сама побреду, опьяневши от слез,
По старым дорогам, что раньше сводили нас,
Где ты мне шептал – прости, я вернусь.
Вздохну, упаду в холодные листья и в них насовсем растворюсь,
Меня больше нет, лишь шепот отчаянья:
Не плачу, малыш, я держусь!»