Письмо к потомкам

Идея «презрения к миру» не должна пониматься как желчная мизантропия или романтическое разочарование. Под «миром» имеется в виду не жизнь человека или общества, а все то, что учит быть несвободным; что учит служить и угождать, бояться за свою жизнь и заглушать внутренний восторг чужой жизни. Мир сей не дает раскрыться талантам, и талант всегда начинает со смелого жеста, с подвига или хотя бы выражения презрения к тому, что не дало предкам совершить достаточно подвигов. «Корень красоты – отвага» – слова великого русского поэта звучат совершенно по-петрарковски, хотя в повседневной жизни Петрарка знал и робость, и слишком отчаянную смелость; но тем более он должен был написать эту книгу, чтобы разобраться в себе, не сведя свою волю к жизни к готовым «характерам».

В. В. Бибихин удачно сопоставил двух мыслителей: Петрарку и его византийского старшего современника Григория Паламу, учившего, что божественная деятельность – не временное действие всевышней воли, но непосредственная реальность отношения добра к происходящему вокруг. Оба мыслителя не любили мелочность, крохоборную эрудицию, и хотя оба не доверяли воображению как источнику знания, они считали напряженное воображение школой ответственного нравственного труда: кто не подавляет сразу в себе чувство, тот понимает, что труд добросовестно сопроводит его созерцательные усилия.

Но чувство не следовало и слишком пестовать, чему Петрарка тоже учил потомков. В огромном своде разговоров «О средствах против той и иной судьбы» (1360–1366) Петрарка исследует политику чувств: как гордость чувства, блеск вроде бы верной догадки могут подвести, и нельзя опираться даже на строжайшие аналогии, чтобы доставить себе счастье без разочарований. Только Надежда, собирающая урожай пролитых слез, взрастивших добрый плод, и Скорбь, вспоминающая о прошлом только как о безвозвратно ушедшем и потому не позволяющая слишком возлагать доверие замыслов на прошлое.

Мысль трактата «Об уединенной жизни» тоже довольно проста: уединение требует столь же редкостного таланта, что и любые другие занятия. Даже большего таланта – в ремеслах или размышлениях обычай играет в пользу человека, тогда как в уединении избранничество свыше играет против всякого обычая. Петрарка-полемист, Петрарка, обличающий невежество, Петрарка, восстанавливающий цепочки «авторов» и «знаменитых людей» – он создатель норм международного общежития, когда любой аргумент твой важен не потому, что ты обрел или утвердил какие-то свои преимущества в мировом масштабе, но потому что твои преимущества уже признаны как не наносящие ущерба другим: ни Вергилию с Цицероном, ни малейшему из современников.

Петрарка умел долго размышлять и долго каяться. Петрарка любил писать письма, видя в них возможность не столько поделиться сокровенным, сколько рассказать о том, как сокровенное тебя уже изменило и как оно продолжает менять тебя, несмотря на убожество времени, на гнет страстей и рассеянность слабого ума. Петрарка был очень чуток к таким изменениям, происходящим вопреки тем обстоятельствам, которые недалекие умы считают единственной своей историей. Не случайно Петрарка так любил свои очки (в наши дни он полюбил бы гаджеты) – возможность следить за изменениями даже самыми мелкими, вроде бы не обязанными большому времени истории, но в которых и состоит единственный смысл существования истории.

Поэт уделял внимание всем мелочам, от оформления рукописей до возможных реакций собеседника на письмо. Но в этом внимании не было ни капли мелочности, суетливого угодничества, – но только понимание, сколь хитрость доброжелательного разума развернется и в мелочах, с улыбкой прощаясь со старым и с улыбкой встречая новое. Будем читать Петрарку, как достойные потомки.

Франческо Петрарка

Перевод с латинского М. О. Гершензона

Письмо к потомкам {1}