Письмо, которого не было

– Так я бензин-то слил из бака, – сказал отец.

Васька ошалело уставился на мотороллер, кинулся к баку, проверил. Действительно, пусто. Бросил верного «Муравья», рванул за ворота – нет так нет, он побежит в Ласточки пешком.

Но у ворот остановилась машина дяди Прохора – его самого любимого дяди, молодого парня двадцати лет.

– Поехали со мной! – махнул он Ваське. – Надо загрузиться у Курских.

– Во, и поезжай с ним, Вася! – на крыльце показалась мать. – Вот и хорошо. Прохор, наш Вася тебе поможет, а Коля тогда не поедет.

– Да, поезжай, Вася, вместо меня, – подтвердил отец. – Ты справишься.

Васька беспомощно оглянулся. С родителями связываться было бесполезно. Но Прохор…

– Прохор, завези меня в Ласточки! – взмолился он. – Очень надо! Я быстро – два слова и в машину! Это десять минут!

– Хорошо! – улыбнулся Прохор.

И машина помчалась по дороге. Родители уже не видели, куда именно.

Но дом Тони оказался закрыт! На двери висел замок. Куда же делись девчонки? Васька обежал дом вокруг, подергал дверь, ведущую на двор, – закрыта…

– Кузя, где Тоня? Тоня где? – кинулся он к собаке.

Но Кузя, который обрадовался ему и приветливо запрыгал, завилял хвостом, ничего, конечно, не ответил. Вася пробежал по саду, на огород заглянул – нет нигде никого.

– Покажи, где Тоня, покажи! – командовал он Кузе.

Но пес никуда не побежал. Ведь ему сказали сторожить дом – а он очень хорошо знал эту команду. И, что бы ни случилось, не убегал от дома никуда.

Поняв, что от собаки ничего не добиться, Вася попросил у Прохора еще десять минут – и помчался по деревне.

– У вас нет Тони Федотовой? – спрашивал он в домах. – А у вас? А вы не видели?

Но никто не видел. Вася вспомнил, что добрые бабульки – Валя с Феней, кажется, принимали в жизни девочек активное участие. Бросился в дом Фени – закрыто. Помчался к Вале – тоже в доме никого. Хоть бы следы какие были, а то подморозило, а снега нет, не видно следов… Он и по дворам пробежался, но пусто было кругом, тихо, точно вымерла деревня.

Если бы Вася догадался подойти к бане, что стояла чуть в стороне от основных построек бабы Валиного двора, он бы, конечно, услышал Машин визг. А так… Пробежался он по всем домам деревни, вернулся к Тониному. Прохор уже нетерпеливо сигналил. Как быть? Надо записку написать! Ни ручки, ни блокнота у него, конечно, не было. Не оказалось их и у Прохора. Вася вынул ножик. Нет, на двери царапать нельзя – Тоня ругаться будет. А если… Что там в школе-то рассказывали? Берестяные грамоты в древности были… Вместо бумаги на березовой коре писали! И расписки, и любовные послания, и сведения об урожае. Ой, не зря он, все-таки, в школу-то ходил! Вот оно и пригодилось!

Вася бодро помчался в дровяной сарай, выбрал самое симпатичное полено с гладкой березовой корой. И тут же нацарапал на нем:

«Тоня, я уезжаю! Звони мне!

Я тебя люблю!»

А внизу – номер мобильного телефона доброго Прохора.

«Вася» – добавил он мелко уже в самом уголке.

Приставил полено к двери – Тоня увидит, конечно, его берестяное письмо! И помчался к машине, где дядя уже устал его ждать.

Если бы Вася слушал на уроке внимательно, он бы узнал, что писали все-таки не на поленьях целиком, а на оторванной от них бересте. Бересту он бы к дверной ручке прикрутил – и Тоня обязательно обратила бы на его послание внимание. А так он искренне был уверен, что писали эти древние письма на поленьях. Хороших таких, увесистых. Как пошлешь такое письмо, так пошлешь…

Тоня-то и не заметила. Кузя полено к двери принес, грыз от голода деревяшку – так предположила Маша и подхватила полено-письмо под мышку. И Тоня с ней согласилась, не вдаваясь в подробности. Ей не до того было – она Машу лечила.

Так и не узнала она о том, что о своих чувствах поведал Вася в таком оригинальном письме. И не позвонила ему.

Деревянное письмо в печке сгорело.

А Вася ждал-ждал, мучился, страдал в своей Рязани. Перед Новым годом у него родился братик, так что, надеялся Василий, теперь-то от него отстанут – ведь бабки-сестры-тетки накинулись на мать и маленького братика. Но нет – и про него, оказывается, не забыли.

– Ты должен помогать матери, – как только он попросился вернуться обратно, заявил отец.

И спорить с ним было нельзя. Как и нельзя было объяснить, что к матери и брату просто не подступиться. Так что им он сейчас совсем не нужен.

Тоня не позвонила и в канун Нового года. Обиделась! – думал Вася. И понимал, что на ее месте обиделся бы тоже. Неужели она не разобрала, что на берестяной грамоте написано? Она же ведь отличница и про такие грамоты наверняка знает…

Но Тоня не звонила. Вася тосковал. Телефон он себе купил и вставил туда карточку, что отдал ему Прохор, который давно хотел сменить себе и тариф, и номер. Но зря – никто не звонил Васе.

Так что в один прекрасный день, улучив момент, Вася выскочил из дома и помчался на вокзал. Его путь лежал в Беклемищево, докуда он два дня добирался из Рязани, ставшей его тюрьмой. Родителям он позвонил уже из электрички, которая везла его в Москву – так что погоню высылать было поздно.