И вот мы уже идём по коридорам, заходя во все помещения, которые попадаются на пути. Я честно простукиваю все трубы и прикладываю ухо к стенам, якобы прислушиваясь. Вроде пока срабатывает. Кажется, я полностью соответствую образу инженера-сантехника. Одно смущает меня: ни в одном из помещений крыс нет! Ни накрашенных, ни не накрашенных. Мимоходом я замечаю ещё одну дверь, но мой провожатый уверенно ведёт меня мимо неё и войти не предлагает. Проходит ещё несколько секунд, и он скороговоркой произносит:
— Вот, собственно, и всё. Мы прошли по всем помещениям.
Знаешь, если бы, говоря это, Хеберлайн не загораживал проход в
— Скажите, а что находится в этой комнате? — спрашиваю я, указывая на дверь.
Увы, в этот момент я напрочь забыл, что в руке у меня тяжеленный ящик с инструментами, не удержался на ногах и плюхнулся лицом вперёд, как полено. Хеберлайн отскочил в сторону, а мой подбородок пошёл на сближение с дверной ручкой… дверь открылась внутрь, и вместе с ящиком мы влетели в комнату, в которую Хеберлайн не хотел меня впускать. Больно было ужасно! Честное слово! Я, словно раненый альбатрос, отвёл глаза от пола и прямо над собой увидел… Никогда не угадаешь что. Электрическую розетку, висящую в воздухе.
— Хрю! — приветствует меня розетка, и я уже было решил, что от падения у меня пострадали не только рёбра, но и органы чувств. К счастью, боль вскоре поутихла, и нормальное зрение (за рассудок не поручусь) вернулось ко мне.
— Это же… Это же свиной пятак! — вскрикиваю я и вскакиваю на ноги.
— Верно, — сухо подтверждает свидетель моего падения. — А теперь идёмте.
— Но я не проверил, всё ли в порядке в этой комнате!
— Ну хорошо, — вздыхает Хеберлайн. — Однако постарайтесь сделать это побыстрее.
— А для чего предназначена эта комната? — спрашиваю я.
— Это лаборатория исследования свиней.
— Свиней? Не крыс? — слышу я свой голос.
— Нет, нет. Госпожа профессор Марципан не интересуется изучением фитнес-показателей крыс.
МАКС, честное кондитерское, если бы я своими глазами не увидел того, что происходит в этой комнате, я бы тоже ни за что не поверил, что такое бывает. В этой, так сказать, лаборатории стоят две беговые дорожки (ну ты знаешь, такие сейчас есть в любом фитнес-клубе), а по ним трусцой бегут две свиньи! Бедные скотинки опутаны электропроводами. Разряд! Разряд! И они начинают бежать ещё быстрее. Потом снова разряд, и они бегут из последних сил, задыхаясь и чуть не падая в обморок.
— И для чего же вам исследовать свиней?
— Ну нас интересуют различные показатели: липидный состав крови, частота сердечных сокращений, давление крови, стабильность кровообращения и так далее.
— И для чего вам всё это? — спрашиваю я. — Эти свиньи — будущие участники Олимпийских игр? Или эскалопы и жаркое из мяса фитнес-свиней имеют неземной вкус?
Шутка кажется мне на редкость удачной, но этот Хебершвайн и бровью не поводит.
— Нет, нет, что вы, — мотает он головой. — Это представляет интерес с научной точки зрения. Только с научной.
— И что толку с этого интереса? — не отстаю я. — Может быть, вы планируете по воскресеньям совершать совместные пробежки в парке?
(Тогда бы уж я посоветовал им запатентовать новый вид бега — бег ХРЮсцой, не путать с бегом трусцой.)
— Нет-нет, — отвечает Хеберхрюндель (видимо, «нет-нет» — его любимый ответ). — Просто интересно.
— А ещё вы им, наверно, делаете макияж? Гм, на один свиной пятачок у вас, должно быть, уходит полтюбика помады!
МАКС, поверь, по сравнению с историей про накрашенных крыс (которая сама по себе возмутительна) то, что происходит в «свиной лаборатории», — это полнейший беспредел. Бедные свиньи! Ты даже не представляешь, какой у них замученный и загнанный вид! Бежать, бесконечно бежать, чтобы упасть без сил и стать колбасой. Но не просто какой-нибудь колбасой, нет: самой спортивной колбасой в истории свиноедения!
— Прошу прощения, если я ошибаюсь, но, по-моему, вы пришли сюда, чтобы инспектировать водопровод, — прерывает меня Хеберлайн.
— Что, простите? Ах да, конечно!
Движением заправского сантехника я подхватываю свой ящик с инструментами и снова начинаю прощупывать стены. Ещё одна труба, ура! Делаю сосредоточенное лицо, вынимаю какую-то металлическую штуковину из ящика и начинаю аккуратно хлопать ею по трубе.
— Да, да, всё хорошо. Фланцует замечательно. Только звук немного странный, как будто труба пустая, — бормочу я всякую чепуху, опершись одной рукой о стену и другой простукивая трубу.
— Прошу прощения, если я ошибаюсь, но по-моему, вы проверяли водопроводные трубы? — спрашивает этот коварный тип.
— Что? А, ну конечно же, по крайней мере… То есть я хочу сказать…
— Тогда ответьте мне, для чего вы простукиваете электропроводку?
— Электропроводку? — недоумеваю я. — Не кажется ли вам, что эта труба великовата для проводки?
— Провода высокого напряжения. Для работы в лаборатории нужны сильные токи.