Написав тебе предыдущее письмо, я отправился в сторону вашего дома. Поскольку Готтхильфа и Женевьевы со мной не было, можно было поехать на автобусе.
Подхожу я, в общем, к вашим воротам в большом волнении. На мой звонок никто не откликается. Звоню ещё раз, даже кричу. Ничего.
Я было хочу развернуться и уйти, как вдруг вижу: какая-то тень передвигается по вашему парку, затем исчезает за деревом. Честное слово, хотя на дворе стоит белый день, от движущейся фигуры видна одна лишь тень. Концентрируюсь и вглядываюсь пристальнее. Тут из-за дерева показывается голова Готтхильфа. Он оглядывается по сторонам и, прежде чем я успеваю опомниться, скользящим движением перемещается к следующему дереву. Да, он действительно скользит. Иными словами просто не описать. Кажется, он двигается на цыпочках. Разве у свиней есть пальцы ног? Надо было мне внимательнее слушать, что говорил учитель на уроках биологии. Впрочем, ладно. Вновь сосредоточиваю внимание на дереве и краем глаза замечаю ещё одну тень: Женевьева. Она ещё более грациозно лавирует меж деревьев, будто бы совсем не касаясь земли. При этом она непрерывно оглядывается во все стороны. Невероятно, МАКС! Такого мне в жизни не доводилось видеть. Две свиньи на цыпочках прочёсывают сад, точно индейцы на тропе войны.
Разумеется, мне совершенно необходимо разобраться в этом деле. Перелезаю через стену, ограждающую ваш участок, и подбираюсь к дереву, под которым скрылась Женевьева. А вот и она! По-пластунски ползёт по одной из лужаек. Знаю, МАКС, всё это звучит глупо, но так оно и было. Женевьева ползёт по лужайке, как это делают солдаты, когда им нужно подобраться к цели тайком. Ты наверняка видела подобное в кино. А вот и Готтхильф собственной персоной. Лёгким скользящим движением относит себя на пару метров от предыдущего укрытия, оглядывается по сторонам, опускается на четвереньки и принимается ползти вслед за Женевьевой.
Говорю себе: то, что могут свиньи, я уж точно смогу. Укладываюсь на живот и ползу следом. Но они уже успели исчезнуть. Я ползу в одну сторону, потом в другую и вскоре сам выгляжу не лучше свиньи, которая от души извалялась в грязи. С одним лишь отличием — я не так ловок и изворотлив, как Готтхильф и Женевьева. И тут начинается ад кромешный: повсюду зажигаются синие огни и принимаются оглушительно визжать сирены.
Я по-прежнему лежу на животе, а возле меня уже стоит парочка типов. Нетрудно догадаться, кто они. Один одет в полицейскую форму, другой нет. «Второй точно из уголовной полиции», — решаю я.
— Ты что-то потерял? — спрашивает тип без униформы.
— Да, свои очки, — находчиво отвечаю я.
— Как же ты их потерял?
— Споткнулся, — говорю я и понимаю, что сам загнал себя в угол.
— Споткнулся, значит. А во время чего? Когда вламывался сюда?
Подскакиваю:
— Никуда я не вламывался!
Сотрудник уголовной полиции высоко поднимает бровь.
— Нет, значит? Хочешь сказать, кто-то пустил тебя сюда и ты не выключал сигнализацию?
— Сигнализацию? — восклицаю я. — Я ничего не слышал!
Полицейский в униформе разворачивает маленький пакетик и высыпает содержимое себе в рот.
— Беззвучная сигнализация, — произносит он. — Сигнал поступает только в Главное управление полиции.
— Унтер-офицер Зампфт! — со стоном прерывает его напарник. — Почему бы нам сразу не сказать ему, как отключать сигнализацию?
Унтер-офицер Зампфт сглатывает.
— Вы это серьёзно, комиссар Кнауэр? — спрашивает он, по-собачьи взглядывая на комиссара, затем высылает себе в рот содержимое ещё одного такого же пакетика.
— Нет! — возмущённо фыркает комиссар Кнауэр. — И прекратите уже всё время поглощать этот шипучий порошок!
— Но он меня успокаивает, — говорит унтер-офицер Зампфт всё с тем же собачьим взглядом.
Комиссар беспомощно закатывает глаза. Затем вновь обращается ко мне:
— А теперь я хочу наконец узнать, почему ты проник сюда!
Я решаю сказать правду.
— Из-за свиней.
— Что-что?
— Я увидел двух свиней. Они на цыпочках сновали по саду.
По взгляду комиссара я делаю вывод, что он не верит ни единому слову.
— На цыпочках. Сновали, — повторяет он.
— Да, носились от дерева к дереву, будто не касаясь земли. При этом поочередно оглядывались во все стороны. Потом опустились на животы и принялись ползать по-пластунски. Вот поэтому я тоже лёг на землю и…
Комиссар делает шаг в мою сторону:
— А сейчас послушай внимательно, мой мальчик. Если ты полагаешь, что можешь меня обма…
— Mon dieu! Mon dieu!
[18]Пикассо! Пикассо! — внезапно раздаётся женский голос.— Это ещё кто? — стонет комиссар.
— Колетт, — отвечаю я. — Она здесь работает горничной.
— Ты её знаешь? — уточняет комиссар.
— Не совсем, — уклончиво отвечаю я.
А вот и она — несётся к нам со всех ног. Честно, МАКС, я могу понять Кулхардта. Ваша Колетт действительно красавица. Только голос её порядком действует на нервы.
— Mon dieu! Пикассо! — не снижая тона, повторяет она.
— Что вы имеете в виду?
— Ви из полиция? — спрашивает Колетт.
— Да, я комиссар Кнауэр, а это — унтер-офицер Зампфт.
— Пикассо! — вопит Колетт в третий раз. — Она пропасть! Я толко сьегоднья махаль ее метйой!